Выжить вопреки - Игорь Викторович Поляков

держа обеими руками вываливающиеся внутренности из разрезанного живота, бессмысленно шла по огороженному пятачку, Иван сел за стол. Оглядел оставшихся людей, замерших, как кролики перед удавом, и сказал:

- Вы – генетический мусор, перегной для будущих поколений. Ваша жизнь бесцельна и бесполезна. Убивая вас, я делаю благо, освобождая вас от этой скотской жизни. Я надеюсь, вы скажете мне спасибо.

- Спасибо, - сказала равнодушно одна из женщин. – Я рада, что наконец-то кто-то избавит меня от всего этого.

И перекрестилась перед тем, как умереть, получив пулю в голову.

Доцент резво бросился к пролому в заборе, но выпрыгнувшая ему навстречу овчарка свалила его с ног. Стая, уже давно сидевшая за забором, словно поджидая свою очередь, бросилась на мясо.

Циклоп и одна из женщин побежали к реке. Иван поднял пистолет и остановил их, истратив на каждого по пуле. Посмотрел на оставшихся двух женщин, с ужасом глядящих на происходящее и даже не пытавшихся бежать, и сказал:

- Это будет не больно.

И еще два выстрела прозвучали под жарким полуденным солнцем.

Перед тем, как уйти, Иван зашел на склад. Большое просторное помещение на четверть было заставлено деревянными контейнерами. По стенам тянулись стеллажи, на которых лежали продукты, одеяла, одежда. Он взял то, что могло пригодиться в дороге, - галеты, тушенку, чай.

Когда он уходил, занятые трапезой собаки только искоса поглядывали на него, да новый вожак – рослая овчарка с палевыми боками - зарычала.

Иван-2

3.

Иван издалека заметил гнездо на дереве. Он шел по ставшему призраком городу, оставляя за собой следы в толстом слое серой пыли. Практически полностью разрушенный, город перестал существовать, превратившись в серое жаркое марево. Изредка встречались одноэтажные здания, сохранившиеся после землетрясения – они смотрели вслед Ивану пустыми глазницами окон и разинутыми ртами дверных проемов.

Дерево – старый мощный тополь – умирало. Его корни, глубоко уходящие в землю, еще могли достать до воды, но большая часть ветвей была без листьев, а те, которые сохранились, были с буроватым оттенком. От ствола отходили три ответвления, между которыми была площадка с натянутой белой тканью над ней. Заходящее солнце ослепляло его, поэтому он понял, что гнездо обитаемо только, когда дошел до него.

- Эй, мужик, будь добр, помоги мне, - сверху на него смотрело лохматое бородатое лицо с приветливой улыбкой. Иван посмотрел вверх и, утвердительно кивнув, легко забрался вверх по редко забитым в ствол скобам.

Помост был сколочен из добротных досок, огорожен по периметру крепкой веревкой и сверху, как шатер, была натянута рваная простынь, частично закрывая площадку от солнца. В старом колченогом кресле сидело существо мужского пола неопределенного возраста, с единственной деталью одежды на теле – в грязных трусах. В глазах если и было любопытство, то совсем немного. Иван остановил свой взгляд на правой ноге, - багрово-синюшная, отекшая нога с изъязвлениями и засохшим гноем, с краснотой до паха.

- Дней пять назад укусила собака за икру и вот, разбарабанило, - объяснил мужчина. – До этого я спускался и пополнял свои запасы, но теперь, если я спущусь, то обратно не поднимусь. Будь добр, сходи туда, - он показал на полуразрушенное здание, - там в подвале можно найти консервы и пиво.

Иван молча кивнул и в три захода принес два кейса с баночным пивом, ящик водки и консервы. Край солнца опустился за горизонт, когда он сел на дощатый помост, привалившись к стволу, и сделал первый глоток теплого прокисшего пива.

- Меня зовут Василий. Ты первый человек, которого я вижу за последние три месяца. И пока ты еще не сказал ни одного слова, - он вопросительно посмотрел на собеседника.

- Иван.

- Приятно слышать человеческую речь, пусть даже такую краткую, - он открыл бутылку водки, и долил её в полупустую банку с пивом. – Пока я занимался делом, строил этот дом, добывал пропитание, мне некогда было думать, а теперь сижу и вспоминаю. Воспоминания – это все, что у меня осталось, - задумчиво сказал Василий, прихлебывая напиток и глядя на заходящее солнце. Было видно, что он получает удовольствие оттого, что говорит не сам с собой. Пусть молчаливый, но собеседник, был рядом. Он был рад, что может кому-нибудь рассказать то, что живет в его сознании.

- Мне уже много лет. У меня была жена, которая родила мне двух сыновей и дочь. Мы их вырастили, выучили, вложили в них, что смогли. Они встали на ноги и родили нам трех внуков и две внучки. Маленькие прелестные создания, - он улыбнулся, и его лицо изменилось, став на мгновение счастливым, - они на наших глазах начали ходить и говорить. Представляешь, - он посмотрел на Ивана влажными от слез глазами, - схватит он меня своими маленькими ручками за бороду, теребит и спрашивает: « Зачем тебе, деда, борода?»

Он, вздохнув, замолчал. Затем обтер тыльной стороной руки влажные глаза и продолжил:

- А потом рано утром я вышел из дома в магазин за хлебом, и все закончилось. Теперь они все лежат там, - он показал на большую кучу, оставшуюся от панельного дома, - а я остался жить. Что я теперь, - осколок минувшей эпохи, заживо гниющий и живущий в своих воспоминаниях. Сижу и гляжу в вечность.

Они сидели, прихлебывая пиво, и, как бы оправдываясь, Василий снова заговорил:

- Вначале был какой-то смысл в моей жизни. Я ждал спасателей, и сам пытался разгребать завалы. Потом, когда понял, что мои усилия тщетны, пил водку и ждал смерти. Но ничего не вышло. Затем построил этот навес, спрятавшись от этого мира. Тогда дерево было покрыто листвой и меня было не видно. Сидел здесь и продолжал заливать горе. Смотрел сверху, как люди мародерствуют, убивают друг друга, прячутся и бегут, нападают и насилуют. Было жалко и тех, и других. Потом и этого не стало. Хозяевами этих руин стали собачьи стаи. В одну из моих вылазок я еле ушел от них, но один пес успел укусить и – вот, - он приподнял рукой правую ногу. – Я знаю, что смерть близко и, слава Богу, это хорошо. Тяжело осознавать, что человечество погибло. Ведь, если бы