Стоять до последнего - Георгий Свиридов

— Луиза дома? — спросил лейтенант.

— Спит Лизочка. Вчерась всей улицей против танков канаву рыли. И я тоже. Волдыри набили… Будь проклят Гитлер! А вы-то кто Лизе будете?

Увидев красноармейцев с винтовками, старушка сразу оторопела. Лейтенант и Телеверов вслед за хозяйкой вошли в переднюю.

— Где ее комната? — спросил лейтенант.

— Вот, — старушка показала на дверь, испуганно тараща глаза на гостей.

— Она там одна? — задал вопрос Телеверов.

— С вечеру была одна…

Старушка перекрестилась. Лейтенант хотел было постучать, но дверь в комнату отворилась, и на пороге появилась квартирантка. Стройная, высокая, белокурая. Непричесанные волосы живописно спадали на плечи. Ситцевый халатик, не застегнутый внизу на две пуговицы, оголял колено и часть бедра. На вид ей было не больше двадцати пяти. От нее веяло молодостью и здоровьем. На лице ни тени волнения.

— Вы ко мне?

— Да.

— Заходите.

Вошли в ее комнату. На окнах опущены плотные светомаскировочные бумажные шторы. На столе в вазе букет цветов. Приятно пахло духами. Чисто, уютно. «Даже не верится, что ты в логове разведчика», — мельком подумал лейтенант, оглядывая комнату.

— Где радиостанция? — спросил без обиняков Телеверов.

— Что вы? Какая еще радиостанция? — на красивом лице неподдельное удивление и кокетливая улыбка. — Странные шутки!..

Николай Гаврилович некоторое время молча разглядывал немку. «Тертая и вышколенная птичка, — думал он. — Выдержка!» Не спеша вынул из сумки личную карточку агента 015 из картотеки Леймана и протянул ее квартирантке.

— Ваша, кажется, фотография, а вот и ваш оттиск большого пальца… И роспись. Ну что. Марта Луиза Мюллер, будем отпираться?

Кокетливая улыбка слетела с сочных выпуклых губ.

— Нет… Нет, не буду отпираться.

— Где радиостанция?

Луиза отдернула возле кровати домотканый цветастый коврик. За ним оказалась глубокая ниша.

— Доставайте рацию! — спокойно приказал Телеверов, словно речь шла о самом обычном хозяйском деле.

— Сейчас.

Луиза через кровать потянулась к нише, отодвинула кусок старой фанеры и вынула небольшой деревянный ящик. В нем находился чемоданчик с кожаной ручкой. Лейтенант Иванов взял его и поставил на стол.

— Все? — спросил Телеверов.

— Да.

— Откройте чемоданчик.

Луиза подошла к столу. В чемодане, едва она подняла крышку, тускло сверкнул металлический корпус портативной рации.

— Неплохая машинка, — заметил Телеверов. — «Телефункен»… Старшего лейтенанта Соломакина помните?

— У меня их много было, — призналась Луиза, пытаясь изобразить на лице небрежность.

— Вы тогда разыграли роль студентки Вилмы…

— А-а, — равнодушно протянула она. — Теленок.

— Собирайтесь.

На первом же допросе Луиза призналась во всем, лишь умолчала о последней передаче. За час до прихода чекистов она успела отстучать радиограмму, в которой сообщала координаты главной продовольственной базы города — Бадаевских складов.

1

Марина Рубцова, или, как она значилась по документам, Анна Рунке, сошла на последней трамвайной остановке. Пройдя три квартала, она свернула на тихую улицу окраины Брюсселя. Серые старые каменные дома стояли плотно, прижавшись друг к другу, вздымая вверх остроконечные крыши, чем-то похожие на сложенные ладони католиков, поднятые молитвенно в хмурое декабрьское небо. Улица была пустынной. Булыжная мостовая тускло и влажно поблескивала квадратиками обтесанных камней. На углу у булочной, загораживая почти половину улицы, стоял громоздкий серый автофургон.

Рубцова скользнула взглядом по машине, отмечая про себя, что автофургон уже третий день появляется у булочной в эти предвечерние часы. Никакого подозрения фургон в ней не вызвал — машина как машина.

Марина спешила в свою небольшую комнату, которую удалось снять за недорогую плату полтора месяца назад, когда чудом удалось ускользнуть от гестаповских ищеек и кружным путем перебраться в Брюссель. То были трудные дни. Газеты и радио кричали о близкой окончательной победе немецкого оружия, о том, что войска фюрера у стен Москвы и в большевистский праздник седьмого ноября назначен парад победителей на Красной площади… Именно в дождливый холодный день седьмого ноября и удалось наконец ей перетащить в эту комнату на четвертом этаже, под самой крышей, чемодан с рацией. На душе было тоскливо и пасмурно. Нарушая законы конспирации, Марина, закрыв дверь и не снимая пальто, включила приемник. У нее от волнения вздрагивали пальцы, пока она искала знакомую с детства московскую волну. Что там? Кто там?.. Марина не выдержала, и слезы потекли у нее из глаз, когда наконец услышала близкий и родной голос московского диктора, передающего последние известия. Рубцовой удалось захватить лишь конец передачи, но и из него она узнала, что на Красной площади был парад наших войск и выступал Сталин… И так сразу стало легко, так радостно, словно она побывала дома, в переулке на Арбате, повидала близких. Москва стоит, Москва держится!

Марина чуть улыбнулась, вспомнив тот праздничный ноябрьский день, услышанные родные русские слова, торжественно-строгий и в то же время задушевный голос московского диктора. Тот голос звучит у нее в ушах. Еще бы! Почти год она находится здесь, и за все это время не слышала русской речи. Всюду только французский, фламандский и осточертевший лающий немецкий. И Москву приходилось слушать лишь на французском или немецком, когда шло вещание на Запад. Даже при встречах с товарищами по опасному делу также разговаривала на немецком. Таков закон разведки, вживайся в ту страну, где работаешь. Марина не раз ловила себя на том, что она даже мыслит по-немецки или по-французски, и ночами, чтобы не забыть родной язык, повторяла, закутавшись в одеяло, шепотом стихи Пушкина.

Вальтер Лангрен появился в Антверпене вдруг и в самую критическую минуту. Марина никогда раньше его не встречала и не знала, но ее предупредили, что придет «наш товарищ». Вальтер забрал тяжелый чемодан с рацией и запасными батареями, вручил Рубцовой билет на поезд и рассказал, на какой станции пересесть, чтобы кружным путем добраться в столицу Бельгии.

В Брюсселе, сойдя с поезда, она поспешила в центр города, где, как и было условлено, в уютном кафе возле национального банка они и встретились. Вальтер передал Марине документы на имя Анны Рунке, небольшую сумму денег и дал адрес, где можно снять меблированную комнату.

— А теперь идите прямо и через квартал сверните налево, — сказал он тихо, когда вышли из кафе. — Там хорошая датская парикмахерская. Перекрасьте волосы в другой цвет и вообще измените прическу.