Стоять до последнего - Георгий Свиридов

Миклашевский подошел к укрытию, сооруженному изо льда и облитого водой снега, где находился прожектор, нырнул под натянутый брезент. Ветер намел сюда порядочно снега. «Чистить надо, — решил лейтенант, — а то утонем в снегу и луча не дадим вовремя».

Ветер метался по замерзшей Ладоге весь день, выдувая снег с ровных ледяных полей, наметая пухлые сугробы у торосов, бросая его под колеса натужно гудящих грузовиков, которые тянулись с четкими интервалами друг за другом с одного берега на другой. Машины все шли и шли. Одни с востока на запад, в блокадный Ленинград везли в кузовах, накрытых брезентом и перепоясанных веревками, плотные мешки с мукой, сахаром, крупой…

Везли уголь, взрывчатку, горючее… Встречный поток машин увозил отощавших женщин, закутанных в одежды и платки полуживых детей, немощных стариков, не пригодных ни к воинской службе, ни к трудовой повинности… Да еще увозили на Большую землю дорогостоящие станки, оборудование крупных заводов и фабрик.

Движение по ледяной дороге не прекращалось ни днем ни ночью. Немцы уже несколько раз пытались перерезать эту важную нить пути. Атакам с воздуха подвергался чуть ли не каждый километр трассы. Но развернуться, вести прицельное бомбометание фашистам не удавалось. Дорога ощетинивалась огнем зенитных батарей и крупнокалиберных пулеметов. Боевые точки располагались прямо на льду. В первое время, когда лед еще не окреп, несколько орудий ушло на дно… Ленинградцы быстро научились сооружать на льду для зениток укрепляющие прокладки, смягчающие отдачу при стрельбе. Тогда немецкие асы перешли к ночным полетам. Появившись над трассой, они выбрасывали осветительные ракеты, и колонны машин были видны, как горошины на ладони. Для борьбы с ночными пиратами вдоль ледяного пути выставили сто прожекторов, которые обеспечивали прицельную стрельбу зенитным орудиям и пулеметам.

Одной из таких прожекторных точек, установленных на льду Ладоги, командовал лейтенант Миклашевский. Он вернулся в свой расчет еще в начале августа, когда с отрядом батальонного комиссара Васитина пробился к своим. Сначала охраняли аэродром неподалеку от Кульмулова, а в первых числах декабря перебазировались на лед Ладоги и за несколько дней соорудили своими силами изо льда и снега боевую точку, замаскировали и машину, и прожектор, и походную казарму, установленную на полозья…

За бой на шоссе, за важные документы, добытые из штабной машины и доставленные в Ленинград, Миклашевский накануне праздника Октября был награжден орденом Красной Звезды. Его вызывали в Смольный. От той поездки в штаб остались приятные воспоминания. После вручения награды орденоносцев пригласили в столовую, накормили рассыпчатой душистой пшенной кашей, обильно напичканной кусками конины и свиными выжарками, налили по стопке водки и поставили на столы большие алюминиевые чайники с крепким и сладким чаем. Простая каша казалась сказочно вкусным блюдом. С того памятного дня прошло больше месяца, а перед глазами нет-нет да и встанет тарелка с той душистой рассыпчатой кашей…

«Сколько же сегодня градусов?» — подумал Миклашевский и, поправив автомат на груди, направился к походной казарме. Она издали напоминала большой сугроб. Прожектористы специально засыпали ее снегом, полили водой и снова засыпали. Образовался своеобразный панцирь. От него внутри казармы стало теплее. Ветер теперь не продувал насквозь домик на полозьях. Да и снаружи казарма стала выглядеть иначе. Сугроб, и только. А с самолета тем более нелегко обнаружить.

Дверь казармы обили войлоком, от теплого воздуха, от морозного пара он стал совсем седым и леденистым, превратился в корку. Возле двери имелось небольшое квадратное окошко с двойным стеклом, а около стекла на раме прикрепили термометр. Его раздобыли еще в поселке, или, как теперь говорили прожектористы, «на земле», когда охраняли аэродром.

Миклашевский смахнул рукавицей мохнатый иней и взглянул на деления. Ртутный столбик опустился за отметку 30 и подбирался к следующей круглой цифре — 40…

Тусклая полоска вечернего заката, чем-то похожая на робкий отблеск пожара, быстро потухла, и на Ладогу опускалась длинная зимняя ночь.

1

Приказ командующего Ленинградским фронтом был краток: «Танковую бригаду перебросить через Ладогу в помощь 54-й армии». Эта армия вела наступательные бои южнее озера, подходила непосредственно к станции Войбокало и двигалась дальше к югу от Северной железной дороги. После освобождения Тихвина казалось: еще несколько усилий — и блокадное кольцо будет наконец прорвано…

В Инженерном управлении фронта задумались. Как переправить тяжелые боевые машины? Лед покрыл озеро, но еще достаточно не окреп. Ледовая дорога только-только начала действовать. Автомашины шли с интервалами, строго соблюдая дистанции. А тут тяжелые танки.

Времени у военных инженеров было в обрез — к исходу следующего дня необходимо представить военному совету конкретные предложения. В Смольный для консультации пригласили видного инженера, который был известен своими теоретическими работами и точными расчетами. Он славился оригинальностью мышления и изобретательностью.

Старый инженер долго сидел в глубоком кожаном кресле и что-то считал, выводя колонки цифр на листе бумаги. Остро поблескивали провалившиеся глаза. Тонко отточенный карандаш цепко держали бескровные, восковые пальцы.

— Вот только это могу порекомендовать, — тихим голосом произнес он, протягивая лист бумаги. — Так сказать, широкий санный паром. Его надо тянуть трактором… Другого технического решения при такой толщине льда, извините, пока не вижу!..

Время подгоняло. Тут же был разработан чертеж «санного парома». Рабочие Балтийского завода приступили к выполнению срочного заказа. А тем временем понтонеры и саперы начали готовить трассу на льду Ладоги.

2

Танковая бригада прибыла на берег Ладоги под вечер. Григорий Кульга, натянув поглубже меховой шлем, выбрался из машины. Перед ним простиралась ледяная пустыня, слегка припорошенная снегом. Темное неприветливое небо низко висело над бескрайним простором. Тонкий солнечный луч, прорвавшись из-за плотного покрова туч, высветлил часть сурового берега, разлапистую сосну и тут же погас. То там, то здесь из-под сугробов торчали голые кусты. Согнулись под тяжестью снега молоденькие елочки и сосенки. Холодно и безлюдно вокруг. Все живое, кажется, попряталось от стужи.

Вокруг Кульги собрались танкисты. Дымили самокрутками, молча рассматривали просторы Ладоги. У берега из-под снега поднимались черные, как могильные надгробия, лобастые валуны. Чуть ниже торчали облизанные ветром зеленые льдины, вздыбленные и застывшие в причудливом нагромождении.

— Интересно, как же нас будут саперы переправлять? — полюбопытствовал Новгородкин, притопывая на морозе.

— Нас-то они перебросят запросто… А вот машины как, а?

Послышался гул трактора. По льду медленно двигался гусеничный тягач и тащил широкую, странную на вид платформу на полозьях. Сверху было хорошо видно, как лед пружинисто прогибался под тяжестью трактора.