И все небо для нас - Юлия Лим

могут изменить не только мою жизнь, но и жизни близких.

– Тихон, я… – заглядываю к нему в мастерскую без стука.

Дяди здесь нет. Обхожу двор и застаю его у капота машины. Кажется, он меняет масло. Я не разбираюсь во всем этом, поэтому просто стою и пялюсь. Закончив, Тихон закрывает капот и берет канистру.

– Надо поговорить, – произносим мы с дядей одновременно.

Неловкая пауза повисает между нами подпиленным тросом.

– Ты первый, – отступаю.

Все равно не скажу ничего важного, да и он не ответит.

– Ты спрашивала, почему меня уволили из школы, – осторожно начинает дядя. – Пока не началась учеба, я расскажу вам с Милой обо всем. Но она услышит только сокращенную версию.

– Почему?

– Потому что многого не поймет в силу возраста.

– Она умная, – вступаюсь я.

– Я знаю, – Тихон улыбается. – Просто… давай поговорим, и ты поймешь, почему я так считаю. Только подожди, я отмою руки и переоденусь.

– Как скажешь.

И вот мы сидим в машине, разглядывая дорогу за открытыми воротами гаража. Окна чуть приоткрыты.

– Ну?

– То, что я скажу, может расстроить или даже шокировать. Но будет лучше, если ты узнаешь правду сейчас, – дядя сжимает руль.

Ерзая в кресле, он рассеянно вертит головой, поправляет зеркало заднего вида, тыкает по кнопкам радиоприемника. Начинаю уставать от игры в молчанку, когда Тихон наконец говорит:

– Ты уже поняла, что я работал учителем. Меня окружало много детей, я учил их рисованию. И однажды кто-то пустил слух, что я… трогал ученицу. Слухи дошли до родителей, потом до завуча и директора. Поскольку доказательств, кроме слов девочки, не было, на меня надавили, и я уволился по собственному желанию. Это был компромисс с директором и родителями девочки: он не хотел раздувать скандал, они, поскольку их ребенок не пострадал, желали только вышвырнуть меня подальше. Вот и вся история.

От его слов волосы на голове и руках становятся дыбом. Поглядываю на дверцу, боясь, что он закроет ее изнутри.

– Вера, ты меня боишься?

Вздрагиваю. Медленно оборачиваюсь.

– Разве я давал повод думать, что со мной что-то не так?

Эмоции притупляются, включается холодное рационализаторство. Поразмыслив, отвечаю:

– Нет.

Мы переглядываемся.

– Ты ведь правда не делал этого? – уточняю я.

– Не делал.

– Тогда кто…

Дядя разводит руками:

– Если бы я знал.

– Ирма водила нас в школу…

– Я попросил ее заняться вашим переводом. Она никак не связана с тем инцидентом, и вряд ли кто-то из родителей знает, что она моя жена.

Тихон теребит ткань рубашки. Прокручиваю перед глазами множество эпизодов, когда дядя был со мной и Милой; анализирую его слова, жесты и поступки. Он ни разу не бросил на сестру странного взгляда, никогда не делал ничего, что могло бы выставить его в дурном свете. Да и он давно женат на Ирме, они ждут ребенка… Но…

Почему Гордей отказался говорить со мной об этом? Неужели это произошло тогда, когда Тихон еще встречался с Аленой? Может, Дей знает что-то еще?

В машине становится душно. Открываю окно и высовываюсь в прохладу гаража, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Я сомневаюсь в дяде с того дня, как встретила его. Может, пора перестать? Что он там говорил про мост между людьми? Забираюсь обратно.

– Тихон. – Он приподнимает голову. – Помнишь, ты говорил о доверии? – Дядя кивает. – Значит, ты мне доверяешь, раз рассказал об этом?

– Да. Я никогда в тебе не сомневался.

Вытираю ладонь о джеггинсы и протягиваю ему.

– Давай.

– Что?

– Давай построим мост доверия между нами, – Дядя протягивает руку, но я чуть отдаляю свою и добавляю: – Только, если согласишься, пообещай, что никогда и ни в чем мне не соврешь. Даже если это окажется болезненным или «взрослым»! Обещаешь?

Вместо ответа Тихон пожимает мою руку.

– В твоем увольнении как-то замешан Гордей? – резко спрашиваю я, не отпуская его ладонь.

– Спроси у него.

– А почему ты не можешь рассказать?

– Ну… потому, что это касается не только меня, но и его. Если он сам отказался говорить, значит, еще не готов открыться.

Разжимаю руку дяди.

– Ты пообещал, – напираю я. – Неужели станешь лжецом спустя минуту после заключения сделки?

– Я обещал не врать, но не обещал, что буду рассказывать все, если речь зайдет о других людях.

– Ой, – отмахиваюсь и облокачиваюсь на дверцу.

Дядя заводит машину, и мы куда-то едем. Настроение плохое, говорить ни о чем не хочется. Внезапно Тихон тормозит, и меня швыряет на приборную панель.

– Эй! Что… – поправляю волосы и смотрю на дорогу.

Перед машиной стоит Мила с раскинутыми руками.

– Возьмите меня с собой! – требует она.

– Идем, – дядя помогает сестре забраться в детское кресло и заботливо пристегивает ее.

Изучаю каждый жест Тихона и сверяю расстояние между сестрой и дядей. Не дай бог увижу что-нибудь не то…

Дядя садится за руль. Мы выезжаем на проселочную дорогу и едем в том направлении, где я ни разу не бывала. Дорога становится заасфальтированной. В конце улицы стоят разные небольшие магазинчики. На одном помещении вывеска: «Тату-салон ‘‘Ирма’’».

– А вот и мое рабочее место, – дядя открывает перед нами двери, и Мила врывается внутрь маленьким розовым ураганом. В десяти случаях из девяти она выберет именно этот цвет.

Брожу по салону, изучая эскизы и фотографии счастливых клиентов в обнимку с дядей.

– Впечатляет, – говорю невзначай. – Ты хорошо рисуешь.

– Это у нас семейное.

С одной стороны, здорово, что с ним можно поговорить о сложностях жизни художника, с другой – не очень. После сегодняшних внезапных признаний дяди трудно чему-либо радоваться.

– Распиши ее. Если хочешь.

Проморгавшись, обнаруживаю себя у пустой серой стены. Дядя протягивает мне баллончик с краской.

– Может, когда-нибудь, – мягко отстраняю предложенный баллончик. – Мне… мне же надо придумать концепты и все такое…

– Налисуй бабочку! Или большого динозавла! – встревает Мила.

– Мила, это тату-салон. Здесь нельзя…

– А что такое тату-салон?

– Это место, где люди делают рисунки на теле, – коряво объясняю я.

– Хочешь себе такой? – предлагает Тихон.

– Да!

– Ты что, спя… – кидаюсь к дяде, но он взглядом останавливает меня.

Затем достает из шкафчика стола небольшую шкатулку в виде сундука и протягивает его Миле:

– Выбери одну. Ее и сделаем.

К моему облегчению, внутри оказываются обычные переводные наклейки. Пока Мила сидит на полу со шкатулкой, тихо говорю дяде:

– У меня чуть сердце не остановилось.

– Я ни за что не сделаю ребенку татуировку, – качает он головой.

– Я выблала! – Мила подбегает к нам, размахивая бумажкой.

Присматриваюсь. На рисунке изображен плюшевый мишка с розовым цветком в лапе.

– Иди сюда, – подзывает дядя, берет ее под мышки и сажает в кресло. Включает