Профессорская дочка - Юлия Николаевна Николаева

– Взяла во время разборок дипломов.

– Там было такое старье? – Гордеев удивляется.

– Да, несколько стопок. Видимо, они все мне попались.

Мужчина бегло просматривает диплом до отметки «удовлетворительно» в конце. Усмехнувшись, закрывает и бросает обратно в ящик.

– И зачем ты его унесла? – смотрит на меня.

– Стало интересно. Я бы вернула, честно, просто пока возможности не представлялось.

– Можешь его выкинуть, обойдутся без моих нетленных рукописей.

Гордеев не спеша двигает в прихожую, я семеню следом, засовывая методичку в рюкзак. Уже на лестничной клетке спрашиваю:

– Почему тебе поставили тройку? Работа ведь отличная.

Роман, бросив быстрый взгляд, отвечает:

– Андропов не любит Достоевского.

– Что? – смотрю на него изумленно.

– Серьезно тебе говорю. Тоже Бальзака любит, это у тебя от него, наверное.

– Очень смешно, – я пихаю мужчину в бок, он смеется, открывая подъездную дверь.

– Ну такое бывает, Аль. Мне нравится Достоевский и библейский аспект, а Андропов не верит в бога и эта тема ему ехала-бежала. Я уперся рогом, вот он и отыгрался.

Я смотрю на Романа с недоверием. Нет, конечно, всякое бывает, все мы люди со своими причудами. Но все равно как-то странно.

– Точно не надо подвозить? – возвращает он меня в реальность.

– Нет. Тут дворами быстро, а тебе еще надо самому собраться. Ладно, я побежала.

Неловкость все-таки пролегает между нами. Наедине в стенах квартиры он мой, а на улице, пусть даже пустой – уже нет. Роман притягивает меня за руку и быстро целует.

– Увидимся, – говорит с мягкой улыбкой, я киваю и двигаю со двора, несколько раз обернувшись. Гордеев провожает меня взглядом, пока я не скрываюсь за поворотом. И только там понимаю: мы не договорились о будущей встрече.

Все время до пары Гордеева проходит, как в тумане. Я нещадно туплю, преподавательница даже спрашивает, не заболела ли я. Заболела, только необычной болезнью. Имя ей – Роман Андреевич Гордеев.

Как только он входит в аудиторию после звонка, внутри все ухает, замирает, я отчаянно пытаюсь отвести взгляд и не могу. Он переоделся в светлые джинсы и голубую рубашку, а я представляю, как буду снимать с него эту одежду. Мысли хаотично скачут, в тетради какие-то обрывки фраз вместо лекции. Взгляд то и дело жадно скользит по мужчине вверх и вниз. А воображение вовсю хозяйничает в голове.

– Подождите минутку, пожалуйста, – вдруг произносит Гордеев и что-то пишет в телефоне.

Обычно на парах он на него не отвлекается, в крайнем случае может ответить, что занят. Потому я удивляюсь. Но еще больше удивляюсь, слыша, как в рюкзаке вибрирует телефон. Мой номер Роман записал, но я даже не могу допустить мысль, что он сейчас написал мне. Да и что?

Пока мужчина невозмутимо продолжает вещать, аккуратно заглядываю в телефон, не вынимая его из рюкзака. Лицо тут же начинает гореть, потому что сообщение все-таки от Гордеева.

«Не смотри на меня так, я не могу сосредоточиться и думаю совсем не о лекции».

Даже не верится. Закусив губу, быстро набираю ответ:

«Я постараюсь, честно. Но это очень трудно».

Отправляю сообщение и возвращаю внимание мужчине. Он на меня не смотрит, рассказывая лекцию. В ушах так шумит – я даже не представляю, о чем идет речь. Слышу вибрацию его телефона. Роман, не останавливаясь, опускает глаза на кафедру, и на мгновенье уголки его губ трогает улыбка, едва заметная, не ощутимая, видная только мне. Он продолжает говорить и все же кидает взгляд в мою сторону, отводит почти тут же, а я опускаю голову.

Мне кажется, каждому студенту должно быть очевидно происходящее, настолько меня накрывает эмоциями, что это сложно не заметить. Но наверное, такое даже в голову не может никому прийти, оттого никто не обращает внимания на переглядки невозможно сексуального преподавателя и скромной студентки.

Когда лекция кончается, я ухожу одной из первых, с основным потоком, не хочу никак компрометировать мужчину своим присутствием.

Остаток дня проходит, как в тумане, ни о чем не могу думать, и в первую очередь об учебе. Галина Леонидовна, ведущая курс методики преподавания русского языка, тоже интересуется, нормально ли я себя чувствую. Все-таки репутация играет сейчас на меня, представить, что я погрузилась в любовные перипетии и думать не хочу ни о чем другом, преподаватели не могут.

После института иду на работу, ребята трудятся в мастерской, я попросила их ускориться по возможности, сколько можно жить в таких спартанских условиях, как Гордеевы? Им хочется, наверное, уже нормально обустроиться. С другой стороны, зачем, если все равно потом это все продавать или сдавать… Сердце предательски сжимается, но я гоню прочь эти мысли. Я твердо решила не думать о финале, пока он не наступит.

С работы мы выходим вместе с парнями, они предлагают меня подкинуть, но я отказываюсь. Не знаю, встретимся ли мы с Романом сегодня, но на всякий случай пусть все знакомые держатся подальше от моего дома.

Парни уезжают, а я неспешно топаю по дороге, не глядя по сторонам, уже собираюсь свернуть во дворы, чтобы срезать, когда слышу автомобильный сигнал. Поворачиваю голову, и сердце радостно заходится. Быстро оглянувшись, сажусь в машину на переднее сиденье.

– Привет, – улыбается Роман.

– Привет, – киваю, пристегиваясь. – Не стоило за мной приезжать, вдруг кто…

Договорить не успеваю, потому что он целует меня.

– Аль, – говорит после, – не включай паранойю, ладно? Все хорошо в меру.

Снова киваю, мы встраиваемся в поток машин и едем в сторону моего дома.

– Извини за сегодня, – выдаю быстро, – я постараюсь больше так не смотреть. Гордеев только усмехается.

– Боюсь, придется тебя наказать, – и взгляд такой кидает, что все тело замирает в сладостном предвкушении.

– Накажи, – не говорю, шепчу я, и снова ловлю взгляд.

– Я все-таки машину веду, Аль, – он улыбается краем губ, как на паре, – не провоцируй.

Я сжимаю колени, Роман, бросив на них взгляд, снова усмехается. Вот как у него получается оставаться таким невозмутимым? Может, это с годами приходит? И я тоже научусь? Что-то сомневаюсь. У меня, кажется, каждая эмоция на лице написана.

Во дворе мужчина вылезает из машины и достает с заднего сиденья несколько набитых продуктами пакетов.

– Ничего себе, – тяну я, – не стоило…

– У тебя есть нечего, Аль. Я не студент, чтобы питаться ряженкой и силой воли.

Опять краснею, семеню за ним в сторону подъезда. Открыв дверь, пропускаю внутрь. Решаю ничего не говорить, а что тут скажешь? Хозяйка из меня так себе. Правда, мне до вчерашнего дня и не о ком было заботиться. А так я могу, даже совсем не против.