Последние дни Помпеи - Эдвард Джордж Бульвер-Литтон

усилием вскакивая на ноги. – Да будет благословенно это грозное землетрясение! Возблагодарим милостивых богов!

Он помог Апекидесу подняться и повернул Арбака лицом кверху. Египтянин казался мертвым, кровь хлынула из его рта на блестящие одежды. Тело грузно повалилось из рук Главка, и алая струя продолжала стекать по мрамору. Снова земля содрогнулась под их ногами. Они принуждены были схватиться друг за друга, чтобы не упасть. Землетрясение, однако, прекратилось так же мгновенно, как и настало. Недолго медля, Главк схватил Иону на руки, и они поспешили бежать от проклятого места. Но едва успели они выйти в сад, как отовсюду им стали попадаться навстречу беспорядочно бегущие, взволнованные группы женщин и рабов в праздничных, блестящих одеждах, представлявших странный контраст с торжественным ужасом минуты. Они, по-видимому, не обратили внимания на беглецов, занятые своими собственными страхами. После шестнадцатилетнего спокойствия эта пламенная, предательская почва снова грозила истреблением.

Слышен был лишь крик:

– Землетрясение! Землетрясение!

Пройдя незамеченными среди испуганных групп, Апекидес со своими спутниками, не входя в дом, побежали по одной из аллей сада, прошли через открытую калитку и там, на маленьком пригорке, под мрачной тенью темно-зеленого алоэ, они увидели при свете луны склоненную фигуру слепой девушки, – она горько плакала.

Часть третья

I. Помпейский форум. – Грубый остов механизма, способствовавшего зарождению новой эры

Час был полуденный, и форум кишел толпой разнокалиберного люда – и занятого, и праздношатающегося. Как теперь в Париже, так тогда во всех городах Италии люди жили почти исключительно вне дома: общественные здания, форумы, портики, бани, даже храмы могли считаться их настоящими жилищами. Не мудрено, что эти любимые места сборищ разукрашивались с необычайной роскошью, – горожане были привязаны к ним, как к собственному дому, уже не говоря о том, что они гордились этими общественными зданиями. Действительно, какое оживленное зрелище представлял в то время помпейский форум! На его мостовой, устланной широкими мраморными плитами, составились оживленные группы, разговаривавшие с той энергичной жестикуляцией, которая до сих пор отличает жителей юга. По одну сторону колоннады в семи ларях сидели менялы, разложив перед собою сверкающие стопы монет, и вокруг их прилавков толпились купцы и моряки в разнообразных одеждах. С другой стороны несколько человек в длинных тогах торопливо пробирались к величественному зданию, где судьи занимались совершением правосудия, – это были адвокаты, такие же деятельные, суетливые болтуны и шутники, каких и теперь можно видеть в Вестминстере. В центре всего пространства красовались на пьедестале различные статуи, – между ними самой замечательной была величественная фигура Цицерона. Вокруг двора тянулась правильная, симметрическая колоннада дорического стиля, и там многие, призванные сюда делами спозаранку, слегка закусывали и с жаром разговаривали о землетрясении прошлой ночи, обмакивая кусочки хлеба в кубки с разбавленным вином. На том же открытом пространстве можно было видеть множество мелких торговцев, предлагавших свой товар. Один показывал ленты красивой приезжей даме. Другой расхваливал толстому фермеру прочность своих башмаков. Третий – нечто вроде разносчика-ресторатора, какие и до сих пор водятся в Италии, угощал голодную публику горячим кушаньем из своей маленькой переносной печки. Тут же, – типичная черта тогдашних нравов, – школьный учитель толковал своим учеником основы латинской грамматики.

Галерея над портиком, в которую вела небольшая деревянная лестница, была также полна народу. Но так как здесь вершились самые крупные сделки, то группы имели более спокойный, серьезный вид.

Время от времени толпа внизу почтительно расступалась, давая дорогу какому-нибудь сенатору, который важно шествовал к храму Юпитера (помещавшемуся с одной стороны форума и служившему залом собрания для сенаторов). Эти знатные особы с надменной снисходительностью кивали друзьям или клиентам, попадавшимся в толпе. Среди роскошных одежд людей высших классов виднелись кое-где скромные костюмы окрестных поселян, пробиравшихся в общественные житницы. От храма открывался вид на триумфальную арку и тянувшуюся за ней длинную улицу, кишевшую народом. В одной из ниш арки бил фонтан, и струя его весело сверкала на солнце. А над карнизом ее высилась бронзовая конная статуя Калигулы, резко выделяясь на ясном, летнем небе. Позади меняльных лавок помещалось здание, называемое теперь Пантеоном, и толпы беднейших жителей Помпеи с корзинами под мышкой проходили через малый вестибюль, ведущий внутрь здания, и пробирались к дощатой платформе, устроенной между двумя колоннами, где были выставлены на продажу части мяса, отделенные жрецами от жертвоприношений.

В одном из общественных зданий, предназначенном для городских дел, каменщики работали над колоннами и по временам сквозь гул толпы слышался стук их инструментов. Колонны эти до сих пор остались неоконченными!

В общем трудно себе представить большее разнообразие в одеждах, манерах, званиях и занятиях толпы. Ничто не могло сравниться с суетой, оживлением, веселостью и кипучей жизнью, царившими вокруг. Всюду бросались в глаза признаки пылкой, лихорадочной цивилизации. Удовольствия и торговля, праздность и труд, алчность и честолюбие смешивали в один общий поток свои пестрые, стремительные волны, не лишенные, однако, гармонии.

Обернувшись лицом к ступеням храма Юпитера, стоял, скрестив руки и нахмурив брови, человек лет пятидесяти. Одежда его была замечательно проста, и простота эта не столько зависела от ткани, сколько от полного отсутствия украшений, обыкновенно носимых помпейцами всех сословий, отчасти из тщеславия, отчасти потому, что эти украшения имели форму, которая считалась наиболее действенной для предохранения от чар магии и от влияния дурного глаза. Лоб у него был высокий и лысый. Остатки волос, сохранившиеся на затылке, скрывались под капюшоном, составлявшим часть его плаща и который можно было подымать и опускать по желанию. В настоящую минуту капюшон прикрывал его голову до половины и защищал от солнца. Одежда его была темного цвета, не любимого у помпейцев. Все обычные отделки пурпурного и алого цвета были тщательно устранены. У пояса его висела на крючке маленькая чернильница, а также стиль и таблички необыкновенных размеров. Но что всего замечательнее – это было отсутствие кошелька, необходимой в то время принадлежности пояса, даже в том случае, если этот кошелек имел несчастье быть пустым!

Не часто случалось веселым, эгоистичным помпейцам наблюдать выражение лица и поступки своих ближних. Но в губах и глазах этого человека было что-то такое горькое и презрительное, когда он следил за религиозной процессией, подымавшейся по ступеням храма, что не могло не привлечь внимания многих.

– Кто это циник? – спросил один купец у своего собрата-ювелира.

– Это Олинтий, – признанный назареянин.

Купец вздрогнул.

– Опасная секта! – прошептал он испуганно. – Говорят, они собираются по ночам и в начале своих церемоний всякий раз убивают новорожденного младенца Вдобавок, они проповедуют общность имущества – негодяи! Общность