Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

– Ты выбрала отвратительное платье, – наконец заявил он. – Обрядилась монашкой. Сидела как вареный карп.

Они не обсудили заранее, как Агате себя вести, но она догадывалась, чего ожидал ее опекун. Кристоф любил хвастаться редкими картинами и книгами из своей коллекции. Он мечтал, что Агатой тоже удастся блеснуть. Вот только она от такой идеи не пришла в восторг. Обычно покорная его воле, на сей раз Агата поймала себя на мысли, что не хочет наряжаться ради убийцы матери и говорить с ним. Единственное, чего она по-настоящему хотела, – это взять в кладовке топор и размозжить ему голову.

– Маленькая неблагодарная мерзавка! – кипятился Кристоф. – Я надеялся посмотреть на его рожу, когда ты заткнешь его за пояс ученой болтовней, как ты умеешь.

– Если вы с Ауэрханом для этого меня обучали, то зря потратили столько сил. Могли бы обойтись парой фраз на латыни. Почему мы не убьем его?

Кристоф откинулся в кресле и вздохнул. Они с Ауэрханом обменялись взглядами. Значит, уже обсуждали это. Никто не любит внезапных вторжений.

Забавно, что, живя бок о бок со слугами Сатаны, сама она ни разу не причинила вреда ни одному живому существу, если не считать охоты. Но мысль об убийстве Рупрехта Зильберрада приводила Агату в радостное возбуждение. Она откуда-то знала, что с его смертью с души падет тяжкий груз. Никогда прежде она не испытывала такого страха перед кем-то, как сегодня днем. В Зильберраде пряталось что-то жуткое и громадное.

– Вы хотите испытать меня? – спросила Агата. Она наклонилась, коснулась его руки. – Убедиться, что я способна убить человека?

Кристоф вздохнул:

– Ангел мой, нет ничего проще, чем убить человека. Я проделывал этот фокус десятки раз. Поверь мне, сложнее промыть кишки для колбасной оболочки, чем отправить кого-то на тот свет.

Агата взяла его за запястье, прижалась щекой к руке. Кристоф Вагнер запрещал всякую привязанность под крышей своего поместья, но испытывать благодарность не возбранялось. Он вырастил ее, сделал той, кем она стала, отрезал все лишнее от ее характера и закалил то, что осталось. Его условия были просты: она обязана стать лучшей. Взрастить в себе все добродетели Фауста, отточить свой ум до совершенства, заткнуть за пояс всех рожденных за последнее столетие великих мужей, превзойти Парацельса, Галилея и Кеплера. Кристофа не смущало, что она родилась женщиной. «Ты не такая, как остальные, – убеждал он. – Ты никогда не выйдешь замуж и не изуродуешь свое тело родами, не превратишься в жирную бабенку, у которой из всех развлечений только сплетни и походы на рынок. Я подарю тебе свободу».

До сего дня эта мысль утешала Агату. Она знала, для чего живет. Даже ее мать умерла, чтобы она могла посвятить себя делу Фауста. Никто не мог пробудить в ней тревогу.

Кроме Рупрехта Зильберрада.

– Если это так просто, почему вы не сделаете этого?

Она посмотрела на Ауэрхана. Демон перестал возиться с печкой и встал позади кресла Кристофа, заложив руки за спину.

– Не сейчас. – Кристоф развалился в кресле, закинув ногу на подлокотник. – Мы не знаем, кому он рассказал, что отправился к нам. К тому же он со спутником, так что придется убить и его. Не смотри на меня так, ты сама притащила его сюда! Можешь не оправдываться – я не сержусь. Доктор тоже демонстрировал удивительную рассеянность, когда дело касалось житейских дел, а не ученой премудрости. Так вот, мы с Ауэрханом уверены, что он не стал бы заявляться на мой порог без защиты. Я не собираюсь убивать его этой ночью, но он подкинул мне одну интересную мысль…

Агата попыталась скрыть разочарование, но могла особенно не стараться. Когда Кристоф Вагнер говорил, мало что могло отвлечь его. По его словам, Рупрехт Зильберрад давно понял, что охота на ведьм в Ортенау не поможет ему по-настоящему высоко взлететь. Надо было попробовать что-нибудь другое. Зильберрад верил, что грядет война – верный друг предприимчивых ловкачей вроде него. Он даже поделился с Вагнером своими планами отправиться в Гамбург, где собирался скупать оружие, серу и селитру – самую ценную вещь на войне.

– Это навело меня на мысль. – Кристоф повернулся к Ауэрхану: – Давненько мы с тобой, мой друг, не приводили в порядок наши дела. Пара лишних домов нам не повредит, ведь так?

Когда-то Агата верила, что Ауэрхан способен просто осыпать Кристофа рейсхталерами с ног до головы, стоило тому щелкнуть пальцами. Позже она выяснила, что демоны так не поступают. Они не могут сделать деньги из воздуха. Скорее показывают тебе подвернувшиеся возможности и помогают ими воспользоваться.

– А где сильнее всего падают цены на имущество? – вопросил Кристоф.

– Там, где люди не хотят жить? – предположила Агата.

Вагнер расплылся в улыбке, довольный ее догадкой.

– Именно, девочка моя! Ауэрхан, где сейчас свирепствует чумное поветрие?

– Я слышал, в Эльвангене дела совсем плохи.

– Чудесно! Туда мы и отправимся, – Кристоф хлопнул себя по коленкам, а затем внезапно посерьезнел. – И вот что, Агата… Не переживай насчет Зильберрада. Как только это будет безопасно, я велю Ауэрхану разорвать его и развешать кишки по ближайшим соснам, только ради твоей улыбки.

Демон прочистил горло, как будто собирался что-то сказать, но в последний миг передумал.

* * *

Урсула пролежала неподвижно всю ночь. Она осталась в том же положении, в каком ее бросил Зильберрад: поперек кровати, голова на самом краю, юбка задрана до подмышек, – и встала только тогда, когда в комнату проник блеклый утренний свет. Поленья в камине прогорели до серых пепельных коробов.

Между ног у нее запеклась кровавая корка, живот болел нестерпимо. В голове звенела пустота. Стараясь лишний раз не дотрагиваться руками до кожи, Урсула вытянула из спутанных волос ленты и бросила их на пол. Достала из-под кровати ночную вазу и помочилась, поскуливая от жжения. Будь это пыткой, палач позаботился бы о ее ранах, промыл их и перевязал. Отец всегда серьезно относился к этой части работы – чинить он любил больше, чем ломать.

Тело слушалось плохо. Держась за стены, Урсула спустилась к конюшням. Лошади дремали в своих стойлах. Она знала, где лежит веревка и где отыскать низкий стульчик, на котором Харман чинил сбрую. Дочь палача умеет то, что невдомек другим девушкам. Когда матушка не видела, Урсула повторяла за отцом эшафотный узел.

Быстрее, быстрее, пока весеннее солнце не разогрело воздух и не вернуло ей разум! Тело содрогалось от озноба, но руки помнили свое дело. Жесткая пенька терлась об укусы на шее. Когда она встала на краю шаткого стула, Гектор из