Миссис Макгинти с жизнью рассталась - Агата Кристи

– Да… да. Она приезжала туда по делу и заранее послала мнеоткрытку. Чтобы я ее встретил. Ума не приложу, зачем ей это понадобилось. Нетак уж близко мы были знакомы.

– Но вы с ней встретились?

– Да. Зачем обижать человека?

– И пошли с ней в кино? Или пообедать?

Джеймс Бентли был шокирован.

– Нет, что вы. Ничего такого не было. Мы… просто поговорилина остановке, пока она ждала свой автобус.

– Несчастная девушка, наверное, получила массу удовольствия.

Джеймс Бентли резко бросил:

– У меня совсем не было денег. Вы об этом забываете. Совсем.

– Да, конечно. Ведь это было за несколько дней до убийствамиссис Макгинти?

Джеймс Бентли кивнул. Потом неожиданно добавил:

– Да, был понедельник. А ее убили в среду.

– Хочу спросить вас еще кое о чем, мистер Бентли. МиссисМакгинти читала «Санди компэниэн»?

– Да, читала.

– А вы когда-нибудь эту газету открывали?

– Она мне иногда ее предлагала, но я почти всегдаотказывался. Моя мама такие газеты не признавала.

– Значит, последний перед ее убийством номер «Сандикомпэниэн» вы не видели?

– Нет.

– И миссис Макгинти ничего вам о том номере не говорила, отом, что в нем напечатано?

– Говорила, – неожиданно заявил Джеймс Бентли. – Можносказать, взахлеб.

– О-ля-ля! Говорила, да еще и взахлеб. Что же она говорила?Только потолковее. Это важно.

– Ну, я теперь точно не помню. Там была статья про какое-тостарое дело об убийстве. Кажется, дело Крейга… а может, и не Крейга. Во всякомслучае, она сказала: кто-то, замешанный в том деле, сейчас живет в Бродхинни.Она прямо захлебывалась. Я даже не понял, почему она так разволновалась.

– А она сказала, кто именно… живет в Бродхинни?

Джеймс Бентли неуверенно ответил:

– По-моему, это женщина, у которой сын пишет пьесы.

– Она назвала ее по фамилии?

– Нет… я… это ведь так давно было…

– Умоляю вас – сосредоточьтесь. Вы ведь хотите вернуться насвободу?

– На свободу? – Бентли даже удивился.

– Да, на свободу.

– Я… ну да, конечно…

– Тогда вспоминайте! Что сказала миссис Макгинти?

– Ну… что-то вроде «вся из себя довольная да гордая. Агордиться особенно и нечем, если все выйдет наружу». И что, мол, по фотографииникогда не скажешь, что это она и есть. Ну, понятное дело, снимок-то совсемстарый.

– Но почему вы решили, что речь шла именно о миссис Апуорд?

– Даже не знаю… Откуда-то взялось такое впечатление. Передэтим она говорила о миссис Апуорд… мне было неинтересно, я отвлекся… а потом…вот сейчас пытаюсь вспомнить и не могу точно сказать, о ком шла речь. МиссисМакгинти вообще была болтушкой.

Пуаро вздохнул. Потом сказал:

– Лично я считаю, что речь не шла о миссис Апуорд. МиссисМакгинти имела в виду кого-то другого. Какая нелепость – попасть на виселицуиз-за того, что, разговаривая с людьми, ты был невнимателен… А миссис Макгинтирассказывала вам о домах, где она работала, о своих домохозяйках?

– Вообще-то бывало… но спрашивать меня об этом – пустоедело. Вы не хотите понять, месье Пуаро, что я в то время был занят собственнойжизнью, собственными проблемами. Я тогда был весь на нервах.

– На нервах! Сейчас у вас для этого гораздо больше причин!Вспомните, говорила ли миссис Макгинти о миссис Карпентер – тогда она быламиссис Селкирк или о миссис Рендел.

– Карпентер? Это у которого новый дом на вершине холма ишикарная машина? Он был обручен с миссис Селкирк… да, миссис Макгинти всегдаэту миссис Карпентер чихвостила. Не знаю почему. «Выскочка» – вот как она ееназывала. Что она этим хотела сказать, не знаю.

– А Ренделы?

– Он доктор, да? Про них она, кажется, ничего особенного неговорила.

– А Уэтерби?

– Об этих помню. – Джеймс Бентли был явно доволен собой. –«Все ей вынь да положь, вечно с какими-то дурацкими прихотями» – вот что онаговорила. А про него: «Никогда слова не дождешься, ни доброго, ни злого. – Онпомолчал. – Счастье в этом доме и не ночевало» – так она говорила.

Эркюль Пуаро поднял голову. На секунду в голове ДжеймсаБентли зазвучали нотки, каких Пуаро раньше не слышал. Бентли не просто послушноповторял то, что диктовала ему память. На какой-то короткий миг его мозг вышелиз состояния апатии. Джеймс Бентли думал о Хантер-Клоуз, о жизни в этом доме, осчастье, которое там и не ночевало. Джеймс Бентли думал, словно пробудившись оттяжелого сна.

Пуаро мягко спросил:

– Вы их знаете? Мать? Отца? Дочь?

– Не очень. И то благодаря силихемтерьеру. Собака попала вкапкан. Хозяйка не могла ей помочь. Я ее вызволил.

В голосе Бентли опять прозвучали новые интонации. «Я еевызволил» – в этих словах пусть слабым отзвуком, но все-таки слышаласьгордость.

Пуаро вспомнил, что поведала ему миссис Оливер о своемразговоре с Дейдри Хендерсон.

И негромко произнес:

– А с хозяйкой собаки вы говорили?

– Да. Она… рассказала мне, что ее мать очень страдает. Онасвою мать очень любит.

– А вы рассказали ей про вашу маму?

– Да, – просто ответил Джеймс Бентли.

Пуаро молчал. Он ждал.

– Жизнь – очень жестокая штука, – сказал Джеймс Бентли. – Иочень несправедливая. На долю некоторых совсем не достается счастья.

– Возможно, – уклончиво заметил Эркюль Пуаро.

– Не думаю, что она очень счастлива. Мисс Уэтерби.

– Хендерсон.

– Ах да. Она сказала, что у нее отчим.

– Дейдри Хендерсон, – сказал Пуаро. – Печальная Дейдри.Красивое имя – только девушка некрасивая, если не ошибаюсь.

Джеймс Бентли вспыхнул.

– А мне, – произнес он, – она показалась довольносимпатичной…