Сирена морских глубин - Суми Хан

Не получив ответа, Донмин скрестил руки на груди. Выражение его лица было сурово.

– Ты только что отдал мне половину своих запасов?

Этот эпизод положил начало дружбе, которая длилась более пятидесяти лет. Отношения доктора Муна с Донмином пережили его брак с Чунчжой. Почему он за все это время ни разу не навестил друга? Доктор почувствовал ком в горле, вспомнив, как Донмин тогда обнял его за плечи и притянул к себе. Он наклонился и тихо шепнул, чтобы его не подслушали:

– Мама дала мне много наличных. На всякий случай. Поскольку ты отдал мне половину всей имевшейся у тебя еды, я тоже буду с тобой делиться.

24

Остров Чеджудо. 1948 год

Рассказывая Чунчже о море, бабушка знакомила ее и со всем остальным миром. Вселенная есть проявление ым-ян, божественных энергий, которые придают форму каждому предмету, существу и действию. Выражение этих энергий – противоположности, которые вращаются друг вокруг друга с непрерывной цикличностью: тьма и свет, луна и солнце, женщина и мужчина.

Вдох – это ян. Выдох – ым. Земля – ян, вода – ым. Нырять в океан безопаснее женщинам, ибо они – порождения ым, так же как рыбы и растения, которых они добывают под водой. Тем не менее ныряльщица, дабы проникнуть в подводное царство бога, который не слишком жалует людей, должна взять на вооружение все стихии: полные легкие воздуха, жар огня, тяжесть камня, металлические ножи и серпы.

Бабушка любила похваляться, что Чеджудо – любимая вотчина восемнадцати тысяч богинь ым и богов ян – неотразимо привлекателен для таких низших божеств и духов, как касины и тотчебби. «Боги, богини, духи на Чеджудо везде, они наблюдают и слушают. Так что думай, что говоришь и делаешь!» Когда Чунчжа была помладше, она часто представляла себе, что эти неземные создания прячутся за деревьями и скалами и подглядывают за ней.

По-прежнему ли боги наблюдают за людьми? Или они истаяли до теней и ныне их едва ли можно считать богами? После того, чему она стала свидетельницей на горе, девушка уже не знала, во что верить.

Чунчжа с бабушкой покинули «Дом в облаках», когда от тлеющих углей еще поднимался дым. Пока семья Ян оплакивала погибших, одна из тетушек вместо надлежащего прощания принесла им узелок с едой. Ей не потребовалось объяснять, что уцелевшие остатки несъеденного свадебного угощения ныне возлагали на алтари для покойных. Чунчжу с бабушкой попросили остаться на три дня для участия в погребальных обрядах, но старуха, выразив сожаление, отказалась. Они должны вернуться в свою деревню прежде, чем солдаты закроют перевал.

Чунчжа была потрясена тем, как медленно теперь волочила ноги бабушка, как сильно она сутулилась. Когда сняли саван с самого маленького тельца, старуха упала на колени. Она узнала этого ребенка раньше, чем его мать.

Крошку нашли в свинарнике, она обнимала пса с обгорелой рыжей шерстью. Поси еще цеплялся за жизнь, защищая тело девочки; он умер, поскуливая, когда ее уносили. Мать девочки, будучи не в силах разбудить дочь, помрачилась рассудком, и ее пришлось на время опоить крепким травяным отваром.

Маленькое тельце готовили к погребению две тетушки, которые рыдали, обтирая губкой обожженную плоть. В правом кулачке у Крошки оказался зажат белый камешек, блестевший на ее пухлой ладошке. Бабушка заставила тетушек пообещать, что ребенка похоронят вместе с камешком.

Когда Чунчжа с бабушкой добрались до конца перевала, из-за деревьев, точно привидение, появился Суволь. Он остался в той же изодранной одежде, которая была на нем у колодца. Его немытое лицо по-прежнему покрывала сажа. За спиной у него виднелся объемистый мешок.

– Кто-нибудь подбросит нас до предгорий, но не дальше, – сказал он. – Повсюду заставы, которые охраняют солдаты.

Яркие глазные белки и зубы Суволя на фоне угольно-черной кожи выглядели жутковато.

Чунчжа не могла спросить, почему он не в трауре, а Суволь не стал давать никаких объяснений. Когда его не оказалось у колодца, Чунчжа выкрикивала его имя до тех пор, пока у нее не запершило в горле от дыма. Где он лелеял свои страдания, одинокий, как дикий зверь? Печаль все еще окутывала его, словно саваном, слишком тяжелым, чтобы она могла его приподнять. Чунчжа вытянула руки по бокам и сжала кулаки.

Скоро их нагнал на ощетинившейся вилами и мотыгами телеге рябой возница. Суволь помог женщинам забраться на повозку, потом залез сам. Чунчжа сидела лицом к юноше. Тот повесил голову и опустил плечи. Налобная повязка исчезла, волосы были покрыты пеплом. Грязные руки безвольно болтались. Поездка была слишком короткой для разговоров, молчание их было наполнено всем, чего они не могли высказать вслух.

Когда телега остановилась, Суволь поднял голову и посмотрел Чунчже в глаза. Когда он придвинулся ближе, девушка раскрыла ладонь. Он положил на нее какой-то небольшой предмет.

– Это все, что я могу тебе сейчас дать.

Длинные пальцы Суволя выскользнули из ее руки. Чунчжа посмотрела на оставленные им черные пятна и маленькую латунную зажигалку.

Суволь помог Чунчже и ее бабушке сойти, после чего снова забрался в повозку. Он не оглянулся и не попрощался. Чунчжа смотрела ему в затылок, пытаясь вспомнить, как надо дышать.

Бабушка неподвижно стояла рядом, пока дребезжащая телега не скрылась из виду. Затем старуха повернулась, сделала шаг и упала.

Прохладные глубины океана дарили Чунчже, которая до сих пор ощущала жар опустошенной деревни, испускаемый ее кожей, облегчение. Она дотащила бабушку до дома на спине, и выражение лица у нее было столь грозное, что на заставе никто из солдат не рискнул их допрашивать.

Старуха вцепилась во внучку, чья ярость заставила ее вспомнить собственный давно угасший гнев. Она попросила Чунчжу сделать приношение богу моря.

– Где был морской царь, когда горел «Дом в облаках»? – с вызовом спросила Чунчжа.

– У горы свой бог и свой путь. – Бабушка приникла к внучке, измотанная ее бурлящими эмоциями. – Пожалуйста, обещай мне, что посетишь святилище морского царя.

Чунчжа решила сдержать обещание, но не из благочестия. Ей было жаль бабушку, верившую в бессильных богов. Несмотря на беспрерывные молитвы, с тех пор как они вернулись домой, пожилая женщина не вставала с постели. Она, которая могла перечислить всех богов, великих и малых, больше не имела сил простираться перед ними ниц. Ее тело походило на растрескавшуюся скорлупу.

Первое погружение в океан привычно остудило гнев Чунчжи. Работа хэнё требовала неукоснительного внимания на глубине, чтобы уберечься от смертельных ошибок. Но теперь, после ухода других ныряльщиц, она осталась одна и могла свести счеты с