Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

Они остановились одновременно.

– Мы не можем, – сказала Кира.

– Да, – согласился Сергей.

Дыхание чуть-чуть сбивалось, но он справится с ним.

Он был уверен, что справится. Еще бы он не справился!.. Вотсейчас и справится, через секунду!..

Он злобно потянул носом, ненавидя себя за слюнтяйство. Киравзяла его за руку, повернула и стала смотреть в ладонь.

– Почему ты ко мне пристаешь?

Потому что я тебя люблю, чуть было не ответил Сергей. Потомучто я замучился без тебя. Потому что год – это очень долго, а мы не виделисьгораздо больше, чем год. Мы перестали разговаривать и смотреть друг на другазадолго до развода. Потом мы возненавидели друг друга, но, кажется, это были немы.

Или мы?

Кира взяла его за щеки и прижала лбом к своему лбу. Онстарался не делать никаких движений, чтобы не увязнуть еще глубже, так, что невыберешься.

– Серый, я… так давно… ужасно давно…

– Давно, – согласился он.

– Ты… не приставай ко мне… я не справлюсь, а потом…

– Да, – опять согласился он.

Легко было говорить себе, что он не должен, не может, чтобольше никогда и ни за что. Он наклонился и потерся щекой в ее щеку.

– М-м… – выдохнула она.

Чайник на заднем плане бурно задышал и щелкнул кнопочкой.

Кира оторвалась от Сергея, метнулась к холодильнику ираспахнула его.

– Хочешь колбасы? – спросила она оттуда.

– Нет.

– А йогурта?

– Нет.

– А сыра?

– Кира, закрой холодильник и сядь, – велел он, строгоконтролируя каждое слово. – Я тебе обещаю. В общем, я постараюсь.

– Хорошо, – согласилась Кира, – только ты рассказывай мнепро убийство и больше ни о чем не спрашивай. Ладно?

– Ладно. Ты не знаешь, зачем мы развелись?

– Сергей!

– Да, – быстро сказал он и потер лицо, – про убийство такпро убийство. На чем мы остановились?

Они остановились на том, что он стал прижимать ее к себе, итереться щекой о ее макушку, и целовать за ухом, и она обнимала его и даженесколько раз переступила ногами, чтобы быть поближе к нему.

– Как ты думаешь, разбудить его?

– Пусть спит.

– Он хотел чаю.

– Кира, он же не проспит здесь всю ночь! Проснется, и дадимему чаю.

– Он так тебя ждал. Рыдал из-за того, что тебя не было.

– Я приехал.

Он приехал, сел рядом с ней на пол и стал ее качать, какмаленькую, а потом повел в ванную и ужинать, и беда отпустила, вынула из Кирыкривые желтые когти, перестала терзать, хоть на время.

– Что ты говорил про редакционные дела и про то, что здесьбыли только свои?

– Марья Семеновна сказала мне, что не было чужих. В твоихбумагах мог копаться только кто-то из редакции, правильно? Ну, потому чтоникому из наших соседей нет дела до твоих бумаг на даче в Малаховке!

– Конечно, нет, – согласилась Кира.

– Вот и выходит черт знает что! – выпалил Сергей, злобноприхлебывая огненный кофе. – В подъезде никого из редакционных не было. ВМалаховке был кто-то из редакции. И дальше что?

– Что?

Он раздраженно пожал плечами.

Кира поболтала ложечкой в своей чашке. Она растворимый кофетерпеть не могла, хотя все пятнадцать лет совместной жизни с любителем кофе избанки честно пыталась приучить себя к нему.

– Сереж, а может, в Малаховке был вор? Ну, обычный дачныйжулик. Сейчас кругом полно жуликов.

Сергей опять посмотрел на нее жалостливо – студенткаоказалась даже более тупой, чем профессор предполагал поначалу.

– Обычному дачному жулику не нужны бумаги из письменногостола. Обычный дачный жулик не ездит на машине. И машина какая-то улетная, невот тебе “Запорожец”! Кроме того, я совершенно уверен, что в нашем подъездевчера был чужой. Несмотря на Марью Семеновну.

– Какой чужой?

– Такой. У соседей собака.

Кира улыбнулась:

– Я знаю. Мася. Помнишь, она Тимку тяпнула? Мы только-толькопереехали, сто лет назад.

– Не помню, – ответил Сергей. Он и вправду не помнил. – Таквот, эта Мася лаяла, как бешеная. Как раз после восьми часов. Мне хозяевасказали. Еще они сказали, что у нее маразм, и она, бывает, просто так брешет,но я уверен, что вчера она не просто так брехала. Не может быть, чтобы онавпала в маразм, как раз когда на лестнице… убивали Костика. Был кто-то чужой,Кира. И Мася его чувствовала.

– Но если ты говоришь, что Марья Семеновна… – начала Кирарастерянно.

– Я не сыщик из сериала! – возмутился он потихоньку, чтобыне разбудить Тима. – Я сам ничего не понимаю! Есть два события, и я не знаю,имеют ли они отношение друг к другу!

– Какие… два события?

– Первое – твои бумаги в Малаховке и попытка их украсть.Второе – смерть Костика и опять твои бумаги, только у него в портфеле.

– Не бумаги, а бумага. Полстранички.

– Хорошо, полстранички. Кто знал о статье про детективы, отом, что ты пишешь от руки, о том, что рукопись у тебя на даче? Батурин, самКостик, две эти барышни…

– Верочка Лешенко и Аллочка Зубова, – подсказала Кира, – иеще Магда Израилевна, Стае, Катя Зайцева…

– Стоп, – приказал Сергей. Кире показалось, что он вполневошел в роль сериального сыщика, зря прибедняется, – при чем тут МагдаИзраилевна и Катя?

– При том, что они тоже знали, что я пишу про детективы…

– И знали, что именно на даче? – язвительно спросил Сергей.– И знали, что рукопись осталась в Малаховке, когда детективы заменили нахудожника, который помер?

– Сереж, при чем здесь вообще эта рукопись, если онаосталась нетронутой?! Ты сам сказал, что искали явно не ее!

– Сегодня – нет, не ее. Но, черт возьми, неужели непонятно,что кто-то когда-то должен был видеть твою рукопись, читать ее, знать, о чемона, и вытащить из нее те самые полстранички! Кто и когда мог вытащить, еслирукопись не уезжала из Малаховки, и даже твой Батурин получил ее по факсу?!Только тот, кто был у тебя тогда! То есть Леня Шмыгун, Верочка, Аллочка,Валентина и Батурин, который не заходил и которого никто не видел, кромесоседа!