Принц Модильяни - Анджело Лонгони

Морис – добродушный, деликатный, застенчивый, но ироничный человек, с детства страдающий от эпилепсии. Между нами много общего. Я предпочитаю видеться с ним днем, потому что по вечерам он не в состоянии общаться: у него привычка напиваться, чтобы забыться и ни о чем не думать. В результате, когда люди видят его пьяным, они напрочь забывают о его эпилепсии, видя только алкоголизм. Таким поведением он вызывает у других только жалость; мне больно на него смотреть в таком состоянии, но я его понимаю. Я думаю, что он предпочитает, чтобы его считали пьяницей, а не эпилептиком. Он не понимает, что люди думают с точностью до наоборот и более склонны простить болезни, чем пороки.

Я приехал в Париж в том числе и для того, чтобы защититься от сплетен маленького города, где все друг друга знают. Здесь огромное количество людей мне на руку, личные вопросы отходят на второй план. Проблемам отдельных личностей уделяется мало внимания, потому что существует только искусство и принадлежность к различным группам. Мне нравится чувствовать себя защищенным анонимностью и безразличием.

Меня все еще привлекает скульптура, но пока я не могу ваять, поскольку живу в пансионате, о котором тебе рассказывал. Однако я намереваюсь снять квартиру или студию, чтобы тратить меньше и иметь пространство для работы.

Благодарю тебя за деньги, которые ты мне отправила, но впредь прошу тебя подождать, пока я сам не попрошу. Надеюсь, вскоре я смогу зарабатывать на жизнь своей работой. Передавай привет всем домашним.

Мы стали сплоченной компанией – всегда и везде ходим вместе: я, Мануэль, Джино, Макс, Людвиг, Моисей и, с недавнего времени, в моменты трезвости, еще и Морис. Я открываю для себя новые заведения, популярные у художников. (Впрочем, если я хочу вкусно и дешево поесть, лучшим местом все равно остается ресторан Розалии.) Мы сходили даже в «Проворного кролика», поскольку Мануэль смог разрешить ситуацию с долгами и больше не рискует, что его там придушат.

Сегодня меня привели в прекрасное кафе La Rotonde[24] на бульваре Монпарнас, 105. Это более изысканный ресторан, чем те, в которых я бывал ранее, и это конкурент находящегося напротив Café du Dôme.

В квартале Монпарнас все отличается от Монмартра, все стоит дороже, здесь более городские виды, далекие от сельского духа la butte.

Я смотрю на Мориса, который поглощен вином и не хочет участвовать в разговоре. Среди общего гама мы слышим голос:

– Морис! Морис!

Вялый Утрилло не реагирует, предполагая, что зовут не его.

– Морис!

Я указываю на человека с восточными чертами лица, который приближается к нашему столику. Наконец мой медлительный друг оборачивается.

– О, Фудзи, как дела?

Молодой человек подходит, обнимает Мориса, и тот сразу же нас знакомит.

– Это Амедео Модильяни, итальянец. А это Цугухару Фудзита, японец. Для меня он просто Фудзи.

– Да, только для него, потому что он ленивый и часто сильно пьян. В каком ты сейчас состоянии?

– Я только пришел и пока трезвый.

– Трезвый? Я не верю.

– Ах нет? Смотри.

Морис встает на стул и принимает изящную позу, раскинув руки, словно птица в полете и удерживая равновесие на одной ноге. Завсегдатаи оборачиваются, чтобы посмотреть, как он изображает парящего в воздухе. Несколько секунд «полета» – и Морис падает на стол, а потом и на пол. Все смеются – как другие посетители, так и мы, его друзья. Фудзита помогает Морису подняться и потом устоять на ногах.

– Друг мой, все хорошо?

– Ничего страшного. Не думай, что я упал из-за вина; я упал, потому что я не спортсмен.

– Мы все это знаем. Ты не спортсмен и никогда им не станешь.

Морис пытается мне объяснить, кто его друг:

– Цугухару – слишком сложное имя для запоминания; все зовут его Фудзита, Фудзи, Леонард или Лео.

– Мне и самому сложно запомнить все эти имена.

Фудзи от души смеется над собой. Забавный этот японец, он меня веселит. У него стрижка боб, гладкие черные волосы и небольшие короткие усики. Морис расхваливает его:

– Понимаешь, он нечто среднее между Гогеном и японскими художниками, которые работают тушью…

– Меня вдохновляет Кацусика Хокусай. – Фудзи смотрит на меня так, как будто я должен знать, о ком он говорит. – Ты знаешь Хокусая?

– На самом деле… думаю, что я о нем слышал, но…

Морис выручает меня.

– Величайшая изысканность, каллиграфическое изящество, дорогая бумага и абсолютная четкость.

– Интересно… Я должен с ним познакомиться.

Фудзита снова взрывается смехом.

– Это сложновато: он умер в 1849 году.

Морис тоже смеется. Я остаюсь серьезным. Фудзита слегка мне поклонился в знак извинения за то, что посмеялся надо мной, а Морис продолжает:

– Фудзи еще и превосходный танцовщик. Тебя это не должно вводить в заблуждение, потому что, несмотря на женоподобную внешность, он женат, у него жена в Японии, а здесь, в Париже, его часто сопровождают красивые дамы. Он всегда одет лучше всех нас; естественно, кроме тебя, Амедео. У него всегда есть деньги, и он единственный имеет свою студию на Монпарнасе – с горячей водой и ванной! Как ты понимаешь, женщины в очередь встают, чтобы с ним переспать.

Фудзиту, похоже, очень забавляют слова Мориса.

– Морис, поверь, их привлекает и моя персона.

– Именно это и непостижимо! – Морис продолжает над ним подшучивать. – Друг мой, я знаю, что могу так разговаривать с тобой, потому что ты единственный японец с чувством юмора.

– Морис… Сколько ты еще знаешь японцев?

– Больше ни одного.

Фудзита хохочет, Морис же невозмутимо переходит от шуток к похвалам:

– Видишь ли, Амедео, этот человек на самом деле – необыкновенный художник.

– Ты слишком любезен.

– Один из лучших. Тебе обязательно нужно увидеть его картины.

– Я с удовольствием посмотрю.

Еще один поклон.

– Он написал одну мою подругу в стиле ню, феноменальная работа. Он выполнил много картин в стиле ню. Поэтому он и богат. Все хотят видеть бледные и изящные тела.

– Их хотят видеть, – уточняет Фудзита, – потому что я их написал очень чистыми, очень белоснежными и очень… японскими. Кстати, смотри, кто пришел.

Морис оборачивается.

– Легка на помине.

Я вижу красивую бледную девушку, она взволнована. Она быстро говорит с несколькими посетителями кафе, сидящими за столиком неподалеку от нас. Мануэль громко произносит имя девушки: