Аромат изгнания - Ондин Хайят

настаивать и сделала нам знак залезть в ванну. Мы обе не шевельнулись – так и стояли в оцепенении. Нам не давались привычные движения. Пришлось поднять нас и посадить в ванну. Мария не хотела меня отпускать, она прижималась ко мне, как будто боялась утонуть. Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как плавает на поверхности наша грязь, и пыталась сосредоточиться на прикосновении воды к коже. Ее тихий плеск вернул меня к моему водопаду в Хагиаре, когда все было на своих местах…

Жиль…

Мария не давала себя мыть никому, кроме меня. Я терла ее изо всех своих жалких сил, я хотела смыть с ее кожи память о четырех пережитых нами месяцах. Ее молочно-белая кожа была так прекрасна, что въевшаяся в нее грязь казалась мне просто невыносимой. Волосы ее спутались. Мне понадобился час, чтобы справиться с колтунами, но я не хотела, чтобы ее остригли. Я вымыла их несколько раз и ополоснула лосьоном от вшей. Мария не выносила, когда ее тянули за волосы, и хныкала. Но я не сдавалась, я чувствовала, что, если сумею спасти ее волосы, все же останется хоть что-то от нашего детства. Когда она стала наконец чистой, ее вытащили из ванны, но она отказалась выйти без меня. Мария села в кресло рядом с ванной. Служанка оставила нас одних. Я вздохнула с облегчением, потому что мое тело было мне противно и я не хотела, чтобы кто-то его видел. Я намылила волосы, но они были такие густые, грязные и спутанные, что я взяла ножницы и остригла их без тени сомнения. И почувствовала облегчение, как будто они несли в себе все бремя воспоминаний. Я совершенно забыла ощущение чистого полотенца на влажной коже, меня удивляло все, что было так привычно раньше, всего четыре месяца назад…

Потом нас отвели в спальню. На кроватях лежали две хлопковые ночные рубашки. Они знакомо пахли мылом, которое всегда клали в шкафы для аромата. Мы утонули в них. Я сушила свои короткие волосы. Мария посмотрела на меня в изумлении.

– Но… где твои волосы, Луиза? – спросила она.

Я чуть не ответила ей, что они тоже умерли, но удержалась.

– Я отдала их луне, чтобы она была красивее, – сказала я.

– Но у луны нет волос! – возразила Мария.

Она смотрела на меня, хмуря брови. Сейчас она до того походила на себя всегдашнюю, что я прижала ее к себе, едва не задушив в объятиях.

Это хрусталь я держу в руках, самоцвет, такой драгоценный, что он разобьется, если снова упадет.

Мы теперь одни на свете. Как я смогу ее защитить? В спальне на стене висело маленькое зеркало. Я долго колебалась, потому что не смотрела на себя с нашей последней ночи в доме деда, но любопытство пересилило. Увидев свое отражение в зеркале, я вздрогнула. Это исхудавшее лицо с глубоко запавшими глазами – неужели это вправду я? Мои короткие волосы, такие красивые прежде, окончательно превратили меня в незнакомку. Над бровью еще виднелась припухлость, в том месте, куда ударил меня один из мучителей, а над верхней губой осталась ранка. На левой щеке был шрам в форме звезды – след от перстня монстра.

Я всю жизнь буду носить на себе отметину дьявола…

Нас позвали ужинать. Все казалось мне невероятным в этот вечер: тихая гостиная, в которой мы были словно одни на свете, красиво накрытый стол, дымящиеся блюда. Мы обе растерялись и долго не решались сесть. Мы теперь умели есть только сидя на земле, руками, как звери. Поняли ли хозяева наше глубокое смятение? Они ни к чему нас не принуждали. Я усадила Марию, которая выглядела потерянной и не сводила с меня глаз, когда я тоже села на краешек стула, будто собираясь тотчас встать. Я уставилась на расставленные передо мной тарелки и приборы, не понимая, что с ними делать. Нам сначала подали густой суп с булгуром и курицей. Мне хотелось запустить в него руку и протянуть ее Марии, чтобы она облизала мои пальцы, но я увидела, как хозяин взял ложку и погрузил ее в дымящуюся тарелку. Мария сидела неподвижно, ожидая моей реакции. Месяцами мы жили, как животные, прижавшись друг к другу, и она в эту минуту была похожа на птенчика, который ждет, когда мать положит ему в клюв корм. Я взяла ложку неловкими пальцами. Мне понадобилось время, чтобы извлечь из глубин памяти представление о ложке, со времен жизни в Мараше. Я поднесла ее к губам и подула, чтобы остудить суп. Я проглотила его с нечеловеческим усилием, несмотря на терзавший меня страшный голод. Мария не ела, мне пришлось кормить ее самой. Она почти ничего не смогла съесть, как ни уговаривали ее хозяева. Казалось, наши желудки, ослабленные голодом, больше не выносят никакой пищи.

После ужина хозяева – я уже знала, что их зовут Акоп и Инес, – пожелали нам спокойной ночи. Когда закрылась дверь, Мария вскочила с кровати, легла ко мне и тесно прижалась. Меня пугала темнота, но я изо всех сил старалась, чтобы Мария этого не заметила.

– Ты расскажешь мне сказку, Луиза?

Я сделала над собой нечеловеческое усилие.

– Это сказка про маленькую звездочку, которая жила со своими родителями в небе. Днем она ходила в школу и играла с братьями и сестрами. Она была такая добрая и ласковая, что все ее любили. Когда наступала ночь, она освещала небо, а от ее смеха было светло во всем космосе. Но однажды налетела страшная гроза, и ее унесло далеко, очень далеко от дома. Ее отец следовал за ней какое-то время, но она увидела только его угасающий свет. Прежде чем угаснуть, он сказал ей: «Маленькая звездочка, иди по Млечному Пути и не бойся, если станет совсем темно, ведь ты светишься, и другие звезды увидят, как ты сияешь в ночи». Когда ее отец погрузился во тьму, она вдруг очень испугалась, потому что не знала, куда идти. Но она вспомнила его слова и пошла не останавливаясь. Днем никто не мог ее видеть, но ночью она шла на собственный свет. В пути ей встретились другие звезды и помогли найти дорогу. Ее родные вдали каждый вечер видели, как она сияет в небе, а еще у нее появилось много друзей. Ей больше никогда не было одиноко.

Я услышала ровное дыхание Марии, она крепко спала.

– Спокойной ночи, звездочка, – прошептала я.

Я не спала, не в силах оттолкнуть яростный натиск воспоминаний. Я приняла ванну, я лежала в чистой