Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

И казаки дикие, темные.

За нас и армия с пушками

и черные сотни погромные!

Хоть сто миллионов мы

заплатить готовы вперед:

Нам лишь бы стать сенаторами —

народ нам сторицей вернет!

Ай-яй-яй, ой-ой-ой,

социалисты достойны жалости:

Хватает же совести у них тужить

об этакой малости!

Мы создали гвардию мясников,

устроим бойню народную.

И епископальный хор споет

всем недовольным отходную!

Ай-яй-яй да ой-ой-ой,

а с панихиды братской

На божий праздник мы поспешим

радостной кликой адской.

Мы от народных трудов берем,

живем на дареном хлебе

И утешаем бедняков:

вы в рай попадете на небе.

Ай-яй-яй, морочим людей:

вы попадете в рай.

А кто не хочет покорным быть —

немедленно в ад ступай.

Кончилась песня, и все захлопали в ладоши, выражая бурное одобрение.

— Вот здорово!.. Эй, Юллё, парень, что скажешь? Правда, хорошая песня?

Шюцкоровцы ответили тихим ропотом. Некоторые насилу сдерживали себя, и Уолеви делал знаки, видимо одергивая самых горячих. Все же кто-то из них крикнул:

— А у вас красные сотни... Хлеб отбирают... мародеры!

— Заткнись, лахтарь![4] Нас пистолетом не запугаешь.

Народ придвинулся вплотную к шюцкоровцам, и те теснее прижались друг к другу. В раскрытые двери было видно, как в доме промелькнули какие-то тени, и вот ленсман снова вышел на крыльцо. Его призывы к спокойствию потонули в криках толпы:

— Командуй стрелять!.. Начинай бойню... Чертов жандармский прихвостень... У вас ведь вся программа заранее утверждена? Ты лучше лахтарей своих проконтролируй, как ты контролируешь протоколы заседаний нашего рабочего товарищества.

Аптекарь, стоявший среди шюцкоровцев, поднялся на крыльцо к ленсману и прошептал, захлебываясь от негодования:

— Неужели же... неужели представитель власти обязан выслушивать такое... Должен же быть какой-то предел...

На крыльце появился Янне. Он видел, что некоторый из толпы демонстрантов уже нагибались за камнями, и шюцкоровцы стояли наготове, держа руки в карманах, Им было сказано: без приказа ленсмана оружия в ход ни пускать, но Янне видел их лихорадочное возбуждение, смешанное со страхом. Вдруг кто-то бросит камень, и вдруг у кого-то из шюцкоровцев не выдержат нервы — и начнется кровопролитие. Янне раздумывал — что делать? Он уже хотел было обратиться к народу, но передумал и сказал ленсману:

— Вызовите сюда обвиняемых. Скорее.

Ленсман медлил, но Янне настаивал, и ленсман быстро вошел в дом, так и не понимая, зачем это нужно. Янне громко, так, чтобы все слышали, сказал:

— Товарищи, постройтесь по обе стороны дороги почетным караулом. Мы пойдем с обвиняемыми в рабочий дом и там проведем митинг солидарности.

Толпа зашевелилась, некоторые стали строиться в шеренги почетного караула; но большинство по-прежнему было настроено воинственно, и Янне снова крикнул:

— Когда они выйдут, снимите шапки. Скорее построиться, товарищи! Мы продемонстрируем свое отношение к этому классовому суду.

Обвиняемые вышли. Янне подал команду: снять шапки! — и все обнажили головы. С тревогой и беспокойством следил он за происходящим и только махнул рукой ленсману, чтобы тот лучше ушел. Обвиняемые медленно проходили между рядами, и их встречали возгласами одобрения, а затем вся колонна демонстрантов двинулась вслед за ними. Те, что уходили последними, оглядывались и старались высказать шюцкоровцам все, что было на душе. Янне был доволен, что все так обошлось. Уходя последним, он с усмешкой сказал шюцкоровцам:

— В детстве я тоже любил ходить с пугачом, но всему свое время.

Демонстранты ушли, и шюцкоровцы, почувствовав себя свободными от обета молчания, всю свою злобу обратили на Янне. Правда, они не стали ничего кричать, ему, а громко говорили друг другу:

—Шапки сняли перед всякой сволочью... Остается еще позвать на демонстрацию русских солдат, как тогда, у здания парламента?

Янне, услыхав это, обернулся.

— А кто же их, русских солдат, ввел в самое здание парламента? Ваши промульгаторы! Те, кто объявил о роспуске парламента! Эй вы, сопляки, уж вам-то о русских надо помалкивать! Спросите ваших отцов, удобно ли вам говорить об этом.

И не слушая, что они кричали ему в ответ, он прошел и рабочий дом. Тут свои стали приставать к нему, возмущенно требуя:

— Позвони в Тампере, вызови хоть милицию... И нам надо тоже завести себе эти пукалки... Нельзя же Сидеть сложа руки и ждать, пока всех нас прикончат, как скотину...

Ему кое-как удалось усмирить бушующие страсти, расхвалив выдержку обвиняемых и заверив, что всем осужденным за участие в стачечных беспорядках будет выхлопотано помилование. Но когда люди стали расходиться, он, глядя им вслед, сказал Силандеру:

— Поражение на выборах вызовет кровопролитие.

Янне шел домой, насвистывая и засунув руки н карманы. Задумчиво пинал он ногой маленькие камешки, которые попадались на дороге. В последнее время на него частенько находила хандра. Все складывалось, по-видимому, не совсем так, как он предполагал. Он не любил взвинченных людей, скандалов, злобы. Сам он редко сердился по-настоящему, а если и сердился, то это не шло у него дальше маленькой злой усмешки. Его холодной, трезвой натуре были чужды какие бы то ни было эмоциональные бури.

Сельские ребятишки шли из школы. Они не спешили домой, потому что осень уже разбросала по дороге лужи, в которых надо было подрызгаться. Увидев Янне, мальчишки побежали навстречу и уже издали приветствовали его по-приятельски:

— Эй, Кививуори, привет! Куда идешь?

Печальные мысли Янне как ветром сдуло. Состроив хитрую рожу, он тут же соврал им что-то, и они запротестовали, захлебываясь от смеха. Мальчишки увязались за ним, а он рассказывал, что лазил на колокольню смотреть лосиное гнездо.

— Я только-только приподнял крышку, а оттуда — целая стая лосей выпорхнула и полетела!..

— Да не ври ты! Ох и врун, ох и врун...

Ребята визжали, страшно довольные, прыгали вокруг него, а потом стали просить Янне купить им в лавке конфет. Янне зашел в кооператив и купил мальчикам конфет — по секрету от других покупателей, так как теперь уже и карамель достать было почти невозможно. Ребятишки не стали его благодарить, а приняли конфеты как должное. На прощанье они еще прокричали ему несколько добродушных дразнилок, и Янне, как умел, отвечал им тем же. Кто-то из ребят снисходительно крикнул!

— Э-эх... Не умеешь дразниться...

IV

У кооператива собиралось особенно