Этюды Черни - Анна Берсенева

Выяснять ничего и не пришлось. Не дождавшись от Сергея ответа, тетя Валя выдала все сплетни пулеметной очередью.

– Ты, парень, с матери пример-то не бери, – сказала она. – Больно гордая, вот чего. Люди этого не любят. Вот сейчас – горе у ней, муж с любовницей сбежал, а никто не придет, не посочувствует, не поддержит. Что смотришь? Не знал, что у отца любовница?

Конечно, Сергей этого не знал. И все его силы были сейчас направлены на то, чтобы не выдать своего ошеломления. Все-таки он думал, что причина расставания родителей – что-нибудь вроде того, о чем пишут в книгах: не совпали жизненные устремления, перестали понимать друг друга… И хотя он не понимал, какие уж такие устремления могли у них не совпасть, но мысли его крутились вокруг подобных вещей. Слово «любовница» обрушилось на него, как холодная вода из ведра. Он понял, что вообще слышит это слово впервые. Да и от кого он мог его слышать? Не от мамы же.

– Не знал, – удовлетворенно произнесла тетя Валя. Она вглядывалась в лицо Сергея внимательно и цепко. – Говорю же, не по-людски мамаша твоя себя ведет. Вот сказала бы тебе вовремя, ты бы, может, с отцом поговорил, усовестил бы его. А так – вот что вышло. Ладно что семью он бросил, так и с начальством скандал. У командира полка дочку умыкнуть, это как? Ну, и то сказать, не жену же, аморалки особой нету…

Она принялась рассуждать о том, куда мир катится, но этого Сергей уже не слушал. Он был сыном своей мамы, и мнение тети Вали о будущем мира было ему неинтересно.

Он наконец понял, кто такая эта любовница – всего-навсего Ленка, дочь полковника Жукова. Она окончила школу в позапрошлом году, но из поселка, к общему удивлению, не уехала. Говорили, что поленилась поступать в институт, потом говорить перестали… Сергей к этим разговорам не прислушивался, потому что не испытывал к Ленке ни малейшего интереса. Еще когда она училась в школе, все знали, что она глупая, как корова. Некоторые парни при этом, правда, уточняли, что Ленка красивая, но Сергей никакой красоты в ней не видел. Можно ли считать красивыми коровьи глаза на том основании, что они большие и обрамлены длинными ресницами? Все равно выражают они одну только глупость, и какая при этом может быть красота?

Но что же могло привлечь в этой коровоглазой Ленке такого человека, как его отец?!

Если Сергей был уверен, что таких людей, как мама, больше нет, то и к отцу это относилось в полной мере. Может, даже еще в большей мере.

Как ни смешно было то, что в два года он восхищался отцовским бесстрашием перед кусачей мыльной пеной, но, по сути, это было правильно. Отец был бесстрашен. Совершенно. Он просто не знал, что это за чувство такое, страх.

Однажды он спас от медведя двух шестилетних близнецов, которые отправились погулять по тайге. Тайга подступала к самому поселку, поэтому отправиться туда было нетрудно. Мальчишек хватились быстро, и быстро же догадались, куда они могли подеваться, и довольно быстро, по счастью, нашли, потому что на поиски были брошены все силы гарнизона. Взрослые-то отлично понимали, чем может обернуться для таких мальцов тяга к приключениям.

Майор Февралев их и обнаружил как раз в тот момент, когда они, проголодавшись, обирали малину с куста и увидели медведя, вышедшего из зарослей с той же целью. Мальчишки оказались не из трусливых – не стали ни убегать, ни плакать, а принялись орать на медведя и бросать в него палками, чтобы загнать обратно в заросли. Только вот смелость их была совсем не к месту: медведь не испугался и не убежал, а поднялся во весь рост и уставился на них маленькими сердитыми глазами. Дело было летом, он был сыт и вряд ли обратил бы внимание на мальчишек. Может, просто стал бы есть малину с соседнего куста. Но ор и палки разозлили его, он качнулся в сторону близнецов, те наконец испугались…

Эту-то картину и увидел майор Февралев, выйдя на поляну раньше других. В руках у него было ружье, но стрелять он не стал, а зачем-то пошел прямо на медведя. Тот постоял еще несколько секунд, словно размышляя, потом двинулся на человека, угрожающе рыча. Февралев по-прежнему шел ему навстречу. Они были так близко друг от друга, что, кажется, могли бы коснуться друг друга рукой или лапой. Медведь остановился. Потом развернулся, опустился на все четыре лапы и, ломая кусты, исчез в зарослях. Треск веток затих. Близнецы радостно заорали. Прежде чем остальные спасатели появились на поляне, Февралев успел отвесить каждому из мальцов по подзатыльнику.

– Пап, а почему ты в медведя не выстрелил? – спросил потом Сергей.

Отцом восхищался весь гарнизон, и он, конечно, больше всех.

– Ты бы его видел. Мощь какая, красота! – сказал отец. – И не он же к нам явился, а мы к нему. Что ж сразу стрелять?

– Сразу! – хмыкнул Сергей. – Потом бы и поздно могло быть. – И спросил с восторгом и недоверием: – Ты что, совсем его не боялся?

– Совсем, – ответил отец.

– Ну да!

– Да. К сожалению, у меня отсутствует чувство страха. Говорят, и у отца моего то же самое было, и у деда. Ничего хорошего в этом нет, между прочим. Генетический дефект. Надеюсь, у тебя он не проявится.

Сергей вовсе не считал бесстрашие дефектом и очень даже хотел бы обладать этим качеством. Но у него пока не было случая проверить, передались ли ему необходимые гены.

– И ты ничего-ничего не боишься? – уточнил он.

Отец подумал и сказал:

– Ядерной войны боюсь. Потому в ракетчики и пошел. Я о ней очень напряженно думаю.

Ну, ядерной войны Сергей как раз нисколько не боялся. Ясно же, что отец вовремя собьет все вражеские ракеты.

Такой вот человек был его отец. Бесстрашный и великодушный. Да, то самое великодушие, которое мама считала необходимым качеством лидера, если действительно имелось у Сергея, то передалось ему от отца.

И этот человек мог бросить его и маму ради коровьих глаз Ленки Жуковой, и всего его бесстрашия не хватило на то, чтобы хотя бы поговорить с сыном? Как такое могло быть, как?!

Люди меняются, мама права. И нет в жизни ничего неизменного, и смысл большинства перемен ускользает в пустоту.

Но перемена, произошедшая в их с мамой жизни, не вышла пустой. Москва, о которой Сергей, потрясенный событиями в семье, думал очень мало, оказалась таким значительным явлением, перед которым померкло многое.

Вся жизнь Сергея до четырнадцати лет проходила в таких местах, безнадежную глушь которых он не осознавал лишь потому, что никогда не видел ничего другого. Поездки в города, рядом с которыми служил отец – в Иркутск, Хабаровск, Габалу, – не производили сильного впечатления. Ну, дома побольше да улицы пошире, чем в военных городках, но к этому нетрудно привыкнуть.

Привыкнуть к Москве казалось невозможно. Она ошеломила сразу, как только они с мамой сошли с поезда на Ярославском вокзале.

Уже много позже Сергей понял, что чувство, которое испытал он, испытывает каждый человек с развитым воображением, попадая из глубинной России в Москву. Или, может, из любой провинции в любой мегаполис.