В 4:50 с вокзала Паддингтон - Агата Кристи

До несколько оторопелой Люси вдруг дошло, что Александрклонит разговор к чему-то вполне определенному.

– Эти глупые сказки про злую мачеху, – продолжалон, по-прежнему адресуясь к потолку, – давным-давно устарели. У нас соСтоддерсом полно знакомых ребят, у которых есть мачеха, – развод, там, ипрочее, – и они прекрасным образом с ней ладят. Конечно, тут важно, какаямачеха. Ну, и, конечно, не обходится без неразберихи – кому тебя куда-то вестиили кого ты сам позовешь в школу на спортивный праздник – в смысле, когда естьдве пары родителей. Хотя, с другой стороны, при желании это можно использоватьв своих же интересах. – Он сделал передышку, отягощенный сложностямисовременной жизни. – Самое лучшее, когда у тебя дом и родители родные, нораз уж мама умерла… В общем, вы понимаете, что я хочу сказать? Была бы,главное, подходящим человеком, – повторил Александр в третий раз.

Люси была тронута.

– По-моему, ты очень правильно рассуждаешь,Александр, – сказала она. – Надо нам постараться и найти твоему отцусимпатичную жену.

– Ага, – отозвался уклончиво Александр. – Этоя просто так, – прибавил он небрежно. – Дай, думаю, скажу. А Брайенувы очень нравитесь. Он мне сам говорил.

Ну и ну, подумала Люси. Со всех сторон сватовство! Спервамисс Марпл, теперь и Александр туда же.

Без всякой видимой связи в голове у нее мелькнула мысль освинарниках.

Люси встала с колен.

– Спокойной ночи, Александр. Утром осталось толькосложить туалетные принадлежности да пижаму. Спи спокойно.

– Спокойной ночи.

Александр сполз с подушки, положил на нее голову, закрылглаза, мгновенно явив собой совершенный образ спящего ангела, и в ту же секундууснул.

– Довольно-таки шатко, – изрек сержант Уэзеролл изглубины обычного для него мрака.

Краддок был занят чтением отчета о проверке алиби ГарольдаКракенторпа за двадцатое декабря.

На аукционе Сотби он был замечен примерно в полчетвертого,но вскоре после этого, по мнению тех же свидетелей, ушел. В кафе «Расселз» егопо фотографии не узнали, что, впрочем, неудивительно, если учесть, что в традиционныйчас чаепития у них большой наплыв народа, а Гарольд – не тамошний завсегдатай.Его слуга подтвердил, что без четверти семь хозяин заходил домой, наКардиган-Гарденз, переодеться, – поздновато, так как званый обед начиналсяуже в семь тридцать, и мистер Кракенторп по этой причине немного нервничал. Непомнит, слышал ли, как хозяин возвращался вечером – скорее нет, но точносказать не может, так как с тех пор прошло много времени, и к тому же он вообщедалеко не всегда слышит, как мистер Кракенторп приходит домой. Они с женойстараются по мере возможности рано ложиться спать. Гараж в бывших конюшнях, гдеГарольд держит машину, сдает ему внаем отдельную ячейку, так что следить, кто икогда там бывает, некому, а уж тем более ни к чему запоминать какой-то рядовойвечер.

– Нулевой результат, – сказал со вздохом Краддок.

– У Поставщиков на обеде он был весь вечер, но ушелдовольно рано, когда еще не закончились спичи.

– А как насчет вокзалов?

Но ни Бракемптон, ни Паддингтон тоже не дали ничего. Прошлопочти четыре недели, и рассчитывать, что кто-то что-то вспомнит, было трудно.

Краддок снова вздохнул и потянулся за бумагами на Седрика.Тут результаты были не лучше, правда, один таксист смутно припомнил, что вродебы вез в тот день на вокзал Паддингтон пассажира, который «на личность какбудто смахивал на это фото. В грязных штанах и волосы дыбом на голове. Ругалсянехорошими словами, что плата за проезд выросла с последнего раза, как он был вАнглии». Число таксисту запомнилось, так как в тот день лошадь по кличке Колушастала победительницей забега в 2.30, а он сделал на нее порядочную ставку.Только высадил клиента – и тут как раз объявляют результат по радио в машине,так что он прямым ходом дернул домой отмечать это дело.

– Спасибо, хоть бега есть на свете, – сказалКраддок, отодвигая в сторону отчет.

– И вот ваш Альфред, – сказал сержант Уэзеролл.

Некий оттенок в его голосе заставил Краддока вскинуть глаза.Лицо Уэзеролла выражало довольство человека, который приберег лакомый кусочекнапоследок.

В основном проверка мало что дала. Альфред жил в своейквартире одиноко, приходил и уходил в разное время. Соседи его не страдалиизлишним любопытством, и вообще, как конторские служащие, проводили весь деньна работе. И лишь под конец отчета толстый палец Уэзеролла уперся в последнийабзац.

Сержант Лик, назначенный расследовать дело о хищениях впроцессе грузовых перевозок, сидел в шоферской забегаловке «Груз кирпичей», чтона шоссе Уоддингтон – Бракемптон, ведя наблюдение кое за кем из шоферов. Онобратил внимание, что за соседним столиком сидит Чик Эванс, один из членовшайки Дикки Роджерса. А с ним – Альфред Кракенторп, которого сержант знал влицо, поскольку видел, как он давал по делу Дикки Роджерса свидетельскиепоказания. Лик еще подумал тогда, интересно, какое это дельце они обстряпываютсообща. Время – девять тридцать вечера в пятницу двадцатого декабря. Черезнесколько минут Альфред Кракенторп сел в автобус на Бракемптон. А вБракемптоне, на станции, перед самым отходом поезда 11.55 на Паддингтон,кондуктор Уильям Бейкер пробил билет господину, в котором узнал одного избратьев мисс Кракенторп. Число он запомнил из-за истории с полоумнойстарушонкой, которая божилась, что в тот день видела, как кого-то убивают впоезде.

– Альфред? – проговорил Краддок, положив на столотчет. – Альфред? Странно.

– Все указывает прямехонько на него, – отметилУэзеролл.

Краддок кивнул головой. Да, Альфред мог ехать в Бракемптонпоездом 4.33 и по дороге совершить убийство. Потом – поехать на автобусе в «Грузкирпичей». Побыть там до 9.30 и без особой спешки съездить в Резерфорд-Холл,забрать труп с насыпи, спрятать в саркофаг и успеть в Бракемптон к поезду,отходящему на Лондон в 11.55. Возможно даже, кто-нибудь из сообщников ДиккиРоджерса помогал ему перемещать тело, хотя в этом Краддок сомневался.Малопочтенная публика, но не убийцы.

– Альфред? – опять повторил он в раздумье.

В Резерфорд-Холле у Кракенторпов, происходил семейный сборвсех частей. Из Лондона прибыли Гарольд с Альфредом, и очень мало потребовалосьвремени, чтобы разгорелись страсти и разговор перешел на повышенные тона.

Люси по собственной инициативе смешала в кувшине коктейли,добавила льда и понесла кувшин в библиотеку. В холл явственно доносилисьголоса, свидетельствуя, что ожесточение направлено, главным образом, противЭммы.