Стоунхендж - Юрий Никитин

— Жаль... С такими сыновьями мы бы горя не знали... Эй,парень, ты что принес? В этом супе плавает таракан размером с крысу!

Отрок подбежал, посмотрел, удивился:

— Где же он плавает? Он давно издох.

Томас и калика не успели приступить к вину, когда Олег повелносом.

— Уйдем?

— Что стряслось? — встревожился Томас.

— Будет драка.

— Впервой ли нам? — удивился Томас.

— В том-то и дело. Что за жизнь: как только в корчму,там драка. Я мечтаю найти такую корчму, где бы не дрались. Ну хотя бы в моемприсутствии.

Томас покачал головой.

— Сэр калика... Мы сами носим драку. Что ж нам, нежить?

К ним подошел, пошатываясь, как на плывущем корабле, дюжиймужик. Кулаки были огромные, костяшки в ссадинах. Под глазом расплывалсяогромный кровоподтек. Злые глаза уставились на Томаса с такой лютой злобой, чтодоспехи начали нагреваться.

— Мы здесь жидов не любим, — заявил он грозно.

Томас кивнул благосклонно.

— А кто их любит?

— И не позволим им пить кр-р-ровь нашихмладенцев! — Его кулаки стиснулись так, что кожа на костяшкахзаскрипела. — Бей жидов и немцев!

Томас не успел объяснить разницу между немцами и англами, они сам, правда, не знал, кто такие эти немцы, но мужик уже кинулся, какразъяренный бык. Томас отшатнулся, а мужику дал подножку.

Тот как падающее дерево врезался в гуляк за соседним столом,опрокинул вместе со снедью. Его подняли с двух сторон, дали в ухо, мужик сревом разбросал, он был как медведь в стае псов, но от соседних столовподоспели еще медведи...

Завязалась старая добрая драка. Били всех, ктоподворачивался, и даже друзья не могли удержаться от соблазна, когда кто-то изних оказывался уж в очень удобном месте для кулака. Били смачно, сопли и слюнивылетали вместе с кровью и хрипами, били в морду, в ухо, под ложечку, только вспину не били да лежачих не трогали, но и лежачие быстро поднимались, чтобывлупить от всего сердца, если не обидчику, то хоть тому, кто оказывался ближе.

Калика сгреб кувшин и отодвинулся в угол, Яра держаласьрядом. Томас остался где сидел, боялся, что заподозрят в трусости. Над нимпроносились кувшины, посуда, о его голову разбивались блюда, кулаки и матерщина.Наконец остатки гуся брызнули в лицо, а вместо блюда на стол обрушился огромныйсапог с толстым слоем навоза на подошве.

Томас оскорбленно взревел, поднялся, как сверкающая башня изхорошего железа. Синие глаза отыскали калику. Тот заботливо наливал Яре вина вкружку.

— Сэр калика!

Олег приветственно поднял кувшин, отхлебнул из горла. Яранеспешно пробовала из кружки. Томас ощутил себя обойденным. Ругаясь, пошелпробиваться сквозь толпу дерущихся, получая и возвращая удары.

— Теперь понятно, почему хозяин берет деньги вперед!

— Почему они все берут вперед, — согласилсяОлег. — В любой стране.

— Да помню, помню...

Они вышли на улицу, оставив за спиной крики и треск дерева.Воздух был свежий, с легким запахом свежего хлеба и конского навоза. Домастояли по обе стороны мощеной улицы высокие, стены как на подбор из толстыхбревен, окошки узкие, в решетках, а ставни из дубовой доски.

Томас внимательно рассматривал дома. Все та же Русь, но чемближе к Северу, тем дома сумрачнее, не дома, а крепости. Даже заборы не от коз,как на дальнем юге, а от недобрых пришельцев со Степи. Это сейчас князь вдружбе с половцами, а завтра эти стены могут быть нужнее торгового союза.

— Значит, — решил он, — есть что беречь.

— Шкура каждому дорога, — согласился калика.

— Что шкура! Это тоже нуждается в охране.

Он похлопал себя по поясу. Вместо привычного звона, тамвисел мешочек с монетами, услышал хлопок по металлу. Переменился в лице,ухватил за концы веревочки. Срезаны чисто!

Калика покачал головой.

— А все в драку рвался!

— Неужто они и драку затеяли, — спросил Томасгорестно, — чтобы деньги спереть?

Яра сказала ядовито:

— Не только. И крестовые походы для того придуманы!

Томас хотел ответить резкостью, но чувство вины пересилило:у него срезали, не у калики или Яры. Как еще чаша уцелела, могли и ее...Ужбольно он на драку засмотрелся. Так девка смотрит на новые наряды.

Понурые, пошли вдоль улицы, заглядывая через высокие заборы,завистливо провожая лотошников с горками свежевыпеченных пирогов. Вроде бытолько поели, но когда оказались без денег, сразу снова захотелось есть.

Навстречу бежал голопузый ребенок, ревел во всю мочь,размазывал кулачками слезы. Томас остановился, погладил его по головке.

— Откуда такое горе? Неужто и у тебя кошелек срезали?

— Не-а! — ответил ребенок, заливаясь горькимислезами. — Моя мама такая злая! У нашей кошечки появились шестеро котят,так она их всех утопила!

— Бедные, — посочувствовал Томас. — А ты иххотел всех оставить?

— Я сам хотел их утопить!

Яра скорчила гримаску, Томас отдернул руку, а калика сказалс волчьей усмешкой:

— Город как город, а люди как люди. Не пропадем, что-тода придумаем.

Томас прислушался.

— О чем кричит этот человек?

Внизу по улице ехали двое. Оба в дорогих одеждах, на баскихконях, чванливые, с красными мордами. Один отдыхал, переводил дыхание, второйкричал, надсаживаясь и выгибая грудь, как петух:

— Жители и гости славного града Гороховца! Достославныйкнязь Доброслав кличет вас к себе на пир. Приходите знатные и незнатные,богатые и бедные, сильные и слабые! Никто не будет забыт, никто не обижен...

Они свернули за угол, голоса затихли. Потом слышно было, какзакричал второй, слова призыва были те же.

— Имеющий ухи да слышит, — буркнул Олег.

— Гм... У нас король созывает на пир только самых знатныхиз наиболее благородных.

Яра лицемерно вздохнула.

— Правильно... Когда самим есть нечего, чего всякихзвать?

Томас вспыхнул, рука дернулась к мечу. Мгновение глазамипожирал женщину, резко повернулся к Олегу.

— Ты думаешь, надо пойти?

— А как ты думаешь?

— Мы на землях твоей Руси, ты лучше знаешь порядки.

— Да? А я уж думал, что воин Христа везде все знает иобо всем берется судить и рубить с плеча. Что ж, на дармовщину и уксус сладкий.Пойдем, попируем. Ежели взашей не попрут.