Заслужить смерть - Ольга Булгакова

Но сердце Триена бунтовало, в душе поднимались злость и решимость. Он смотрел на потухшую, будто омертвевшую Алиму и бесился из-за невозможности что-либо изменить. Она ведь всегда была решительной, целеустремленной! В ней чувствовался стержень! Всегда!

Почему же она позволила решать за себя? Почему сломалась?

— Вот равноценный ответ мироздания той, на которой нет вины! — в голосе Санхи, постоянно высмеивавшей упрямую веру ученика в равновесие, слышалось торжество. — Вот как ее родители позаботятся о благополучии дочери. Вот как они утешат ее!

В пламени появился новый образ: старшая жена попрекала Алиму тем, что мужчина взял вторую жену не по любви, а лишь потому, что родители девушки предложили богатое приданое. Алима, отяжелевшая от нового мужа, не плакала, но слезы стояли в ее глазах. С одного взгляда было ясно, что «несчастна» стало ее вторым именем.

Триен молчал, стиснув зубы. Санхи не нуждалась в словах, и без них чувствовала гнев и отчаяние ученика, ведь в какой-то мере она была с ним одним целым. Оттого ухмылка шаманки, показавшей на примере важного для Триена человека, что вера в равновесие наивна, стала воплощением злорадства.

— Конечно, родители могли оставить ее в доме, — в голосе Санхи слышалось легкое осуждение. — Могли. Но у них на шее и так одна женщина, которую никуда не пристроить.

Триен вопросительно вскинул бровь, и шаманка милостиво пояснила:

— Невестка. Она ведь родила им внука, стала полноценной частью их рода, а муж ее погиб на войне. Вдов, обремененных детьми, замуж не берут и не отдают.

Глубокий вдох, медленный выдох — безнадежная попытка смириться с тем, что родители действительно хотели Алиме лучшей доли. Наверное, понимая это, она и сломалась.

— Какой смысл в твоих метаниях, Триен? Какой смысл в твоей жертве? Что с ней, что без нее у Алимы нет жизни. Не будет она счастлива. Ты пытаешься спасти человека, но в итоге получится лишь одушевленный и глубоко несчастный сосуд для четырех детей от нелюбимого мужа. Хотела бы она себе такую судьбу?

Санхи пропала, ритуал закончился, в дыме потухшей свечи отчетливо виделся Фейольд, ногой вгоняющий болт в грудь Триена. Тело в этом месте противно саднило, шаман досадливо потер его пальцами.

— Любопытно, что мысль об убийстве врага тебе ни разу даже не приходила в голову, — раздался рядом голос, сплетенный из нескольких.

— Я никогда не убивал и не хочу начинать, — тихо, чтобы не разбудить девушку, ответил Триен.

— Из-за посмертия? — голос и приподнятая бровь Зеленоглазого выдавали любопытство.

— И по этой причине тоже, — признался шаман. — Если смогу, я буду защищаться, это естественно. Я не пойду как баран на заклание. Я знаю, что, где и когда случится. Постараюсь себя обезопасить, чтобы выиграть Алиме время.

— Боюсь, последняя фраза нуждается в пояснении, — нахмурился Смерть.

— Есть только один способ разлучиться на время нападения, — пожал плечами Триен. — Ссора. Серьезная настолько, чтобы каждый из нас пошел потом своим путем. Чтобы она гнала коня и мчалась вперед, не разбирая дороги.

— И что станет поводом для столь судьбоносной размолвки? — Смерть выжидающе приподнял брови.

— Εще не знаю, — честно признался шаман. — Не знаю. Но понимаю, что это единственный путь. Тогда она будет далеко, Фейольд ее не выследит, ведь метку я разрушу. Обязательно разрушу.

— Мне всегда нравились решительные люди, — хмыкнул Зеленоглазый. — Но ты готов идти до конца даже после увиденного? То, что тебе показали, правда. В тех пророческих образах не видно счастья.

— Что я могу сделать, чтобы оно было в ее жизни? — прозвучало жестко, отрывисто, и Триен сжал кулаки.

Собеседнику не след знать, как тяжело шаману идти намеченным путем, как больно понимать, что девушка, ради которой Триен подставлял себя под удар, станет очередной заложницей старинных традиций Каганата.

— Ты собрался умирать через пять дней, — неопределенно повел плечом Смерть. — Ты ни на что больше не сможешь повлиять.

— Жаль.

— Мне тоже. Но я напоминаю, что ты можешь повернуть назад. Ты не должен это делать. Не должен прямо сейчас выслуживать посмертие и рисковать собой. Подумай хотя бы о Бартоломью. Ему понадобится твоя помощь. Знания, которыми ты мог бы с племянником поделиться, в свое время спасли бы другие жизни.

— Спасибо за напоминание. Я уже все решил, — твердо встретив взгляд Смерти, ответил Триен.

Слова о племяннике, которому гибель дяди могла навредить, били особенно болезненно из-за видений о безрадостном будущем Алимы. Но Зеленоглазому показывать это не стоит.

— Как знаешь…

В воздухе на несколько мгновений повисла россыпь алых искр — Смерть ушел. Триен тихонько, стараясь складывать камушки в мешок так, чтобы они не стучали друг о друга, убрал все ритуальные принадлежности. В тусклом свете защитного купола Алима казалась хрупкой и особенно прелестной. Триен с горькой усмешкой в который раз отметил, что ни один из потусторонних собеседников ни разу не назвал девушку по имени, будто подчеркивая этим, что не стоит к ней привязываться. Прямо или косвенно и воплощения, и Зеленоглазый давали понять, что мэдлэгч десятки, девушек тысячи, и глупо, исключительно глупо рисковать самым дорогим на свете ради одной из множества подобных и призрачной надежды обрести настоящее посмертие.

Триен никому из них не объяснял, как дорога ему Алима, насколько он ценил каждое мгновение в ее обществе. Как найти слова, чтобы описать чудо, которым стали отношения? Как сказать, насколько драгоценными были прикосновения?

Положив ритуальные вещи к остальным, Триен лег рядом с Алимой. Она почти сразу повернулась к нему во сне, обняла. Мысль о том, что нужно своими руками разрушить особое волшебство, которое последнее время творилось между ним и девушкой, отравляла сердце. Поправив одеяло на плече Алимы, Триен решил, что о будущей ссоре и ее обосновании подумает утром.

Метка зудела, что, учитывая обстоятельства, не удивляло. Запертый в тюрьме Фейольд думал обо мне, наверняка уже отвечал на первые вопросы судьи, изучившего дело. Я не жаловалась, упомянула об этом лишь раз, когда Триен начал готовиться к ритуалу разрушения клейма. Подумала, ему нужно знать, что метка сейчас активна. Он кивнул так, будто не удивился нисколько, и даже заверил, что из-за этого будет легче работать, потому что плетения видней.

Подчеркнутая взаимосвязь показалась мне странной. Узоры каганатских магических меток становились видней только в том случае, если поставивший клеймо был неподалеку. Но в северных артефакторных чарах я не разбиралась и поверила знатоку. Триен к ритуалу подготовился основательно и явно с глубоким пониманием вопроса.

Травы, которые он заговорил и настаивал несколько дней, были особенными, потому что мы собирали их вместе в Зелпине. Ходили по городу, рассматривали украшенные, нарядные дома, обсуждали историю. Иван-чай сорвали на берегу реки, питавшей город и разделявшей его на две неравные части. Лебединый цветок напоминал о прудике рядом с залом собраний, где в далекие времена, когда Зелпин еще принадлежал Аваину, заседали годи, священники Триединой, старосты и военачальники. Теперь этот дом стал ратушей. А петрушка напоминала о родителях Триена, ведь я сорвала ее с грядки у них во дворе.