В любви и на войне - Лиз Тренау

– Его тут нет.

Отто толкнул Марту в бок.

– Он тут, мам. Он вверху, – прошептал он, указывая на окно на втором этаже. – Я только что видел его лицо.

Марта подняла глаза и заметила, как захлопнулись ставни на окне, услышала, как щелкнула задвижка.

– Думаю, ваш муж дома, мадам Питерс, – сказала она. – Мы только что его видели.

Женщина снова отрицательно покачала головой, настойчиво повторяя, что мужа дома нет, и уже собиралась закрыть дверь, когда в коридоре за ее спиной раздался сухой кашель и появилась дородная фигура Гирта Питерса. Он плечом отодвинул жену в сторону и вышел на улицу, слегка покачиваясь на широко расставленных ногах.

– Чего вы хотите? – невнятно проговорил он. Даже с расстояния в два метра Марта чувствовала, как от него несет алкоголем и застоялым потом.

– Вы обещали отвезти меня в Лангемарк и взяли десять франков в качестве задатка, месье, – она вытащила из кармана грязный листок, который он дал ей. – Вы не пришли в гостиницу в одиннадцать часов, как обещали. Теперь я бы хотела получить назад мои деньги.

Гирт взял у нее бумагу и прищурился, слегка покачиваясь на ногах.

– Я вам этого не давал.

– Давали, месье! Когда взяли мои деньги. Десять франков задатка и еще десять после поездки – так мы с вами договаривались.

Он поднял глаза, пытаясь сконцентрироваться.

– Это был не я, мадам.

– Это были именно вы. Вот, посмотрите, – она указала на листок. – Гирт Питерс.

– Я не Гирт.

– Месье, вы лжете! – воскликнула она раздраженно. – Я запомнила ваше лицо. Вы – человек, который подошел ко мне на улице, предложил отвезти меня на кладбище и взял мои десять франков в качестве залога. Если вы не вернете их мне, я пойду в полицию.

После этих слов дверь за ним распахнулась и жена Гирта шагнула на улицу, ее лицо еще больше раскраснелось и исказилось. Фартук исчез, а на голове у нее была плотно натянута потрепанная фетровая шляпа. Она выкрикнула что-то явно оскорбительное и залепила мужу пощечину, потом угрожающе шагнула к Марте.

– Уходи! – выплюнула она. – Фриц-убийца!

Марта ахнула и почувствовала, как Отто напрягся рядом с ней.

– Я не немка, я из Швейцарии, – упрямо возразила она, стараясь сохранить спокойный тон, хотя колени у нее предательски дрожали.

– Ты ходишь на могилу фрица, значит, ты – фриц! Убирайтесь домой или мы убьем вас! Как вы убили нашего сына.

Краем глаза Марта увидела, как Отто шагнул вперед с поднятыми кулаками, и она рванулась в его сторону, чтобы удержать, пока он не успел ничего натворить. И тут ее сковал ужас: она заметила блеск стали в руках женщины.

– Нет! Отойди, Отто! У нее нож! – закричала она, когда женщина снова двинулась к ним. Отто пытался сопротивляться, но ей удалось крепко схватить его за руку, и, собрав все свои силы, она потащила его за собой, подальше от опасности, на другую сторону улицы.

– Уходи и не возвращайся, – угрожающе прокричала женщина им вслед, подталкивая мужа к двери. Она пихнула его внутрь, шагнула следом и захлопнула дверь с такой силой, что весь дом содрогнулся. С крыши сорвалась черепица и упала, разбившись вдребезги о мостовую, прямо перед ними.

Теперь, когда непосредственная угроза миновала, ноги Марты подкосились, не в силах больше держать ее. Бедная женщина опустилась на землю, прислонившись к стене, не обращая внимания на пыль и щебень под собой, закрыла лицо руками и разрыдалась. Отто присел рядом с ней, обнимая ее за плечи.

– Все в порядке, мам. – Его голос надломился, и она впервые услышала глубокие басовые нотки голоса взрослого мужчины. – Они сумасшедшие. Давай просто оставим это. Это всего лишь десять франков. Ради этого не стоит ввязываться в драку. Ничего страшного, если у нас завтра не хватит денег на еду. Мы привыкли к этому, правда? Все будет хорошо. – Он прижал свою голову к голове матери. – Пожалуйста, перестань плакать, мама. Нам нужно выбираться отсюда.

Элис все еще кипела от гнева.

Она такая наивная, эта глупая девчонка, сует свой нос в дела других людей, не понимая, какие это может доставить неприятности! А ведь сначала показалась такой робкой, так боялась кого-то лишний раз побеспокоить. А теперь вдруг из-за нее столько проблем! Надо же – придумала помогать кому-то искать немецкую могилу! Ради всего святого! И еще хватило наглости нести всю эту чушь о доброте и человеколюбии!

Чтобы успокоить нервы, Элис решила прогуляться, но она очень скоро пожалела об этом. Идти по булыжной мостовой было утомительно, кроме того, на улицах было жарко и пыльно. Вскоре ее лоб покрылся потом, кожа головы неприятно зудела. За пределами площади было мало интересного. Всего несколько месяцев назад жизнь в городе, должно быть, кипела и бурлила. Но теперь армия ушла, все выглядело заброшенным и пустынным.

Единственным признаком жизни, который усмотрела Элис, были три пожилые женщины, все в черном, сидящие на маленьких табуретах прямо на улице, склонившись над небольшими подушечками. К этим подушечкам крепились белые нити, на концах их удерживали больше десятка разноцветных палочек, и старушки с такой скоростью перекидывали эти палочки в пальцах, что те, мелькая, превращались в едва видимые линии. Зрелище было просто завораживающим.

– Добрый день, – поздоровалась Элис с ними по-французски. – Какие красивые у вас кружева!

Три грубых сморщенных лица поднялись вверх, уставившись на девушку, пальцы мастериц на миг замерли. Глаза женщин смотрели на Элис растерянно и настороженно. Как ни хотелось ей расспросить о плетении кружев и, может, даже узнать, продаются ли они, но Элис поняла, что нет смысла заводить с фламандками разговор на французском языке. Она полюбовалась кружевами еще немного, улыбнулась и пошла своей дорогой.

Чудь дальше по улице она нашла небольшой магазинчик. В пыльной витрине красовались, как она поняла, бельгийские деликатесы: баночки гусиного паштета, бутылки пива в подарочной упаковке, пачка вафель в целлофане, обвязанная красной лентой, и маленькая бутылочка бренди. Эта витрина напомнила ей об обещании привезти подарки семье Джулии в знак благодарности за их гостеприимство.

Когда она вошла в темный магазинчик, сгорбленная старушка встала ей навстречу. Элис купила банку паштета, пакет вафель и, немного подумав, захватила еще и бутылку бренди.

В конце улицы она нашла небольшой скверик у ручья. Трава в этом скверике была сухой и неухоженной, клумбы заросли бурьяном, а перекладины единственной скамейки давно растащили жители, вероятно, на дрова. Но тут, под раскидистой ивой, было довольно тенисто, Элис сняла жакет и уселась на траву, чтобы дать отдых гудевшим ногам. Вскоре голова ее отяжелела, похмелье дало о себе знать. Она растянулась на траве и закрыла глаза.

Она, должно быть, задремала, потому что, когда она снова взглянула на часы, прошел целый час. С трудом поднявшись на ноги, она попыталась вернуться на площадь. Но, очевидно, свернула не туда, так как оказалась в совершенно незнакомом месте, где раньше не бывала, на каких-то задворках. Многие дома здесь были разрушены при обстрелах или заброшены. Отсюда даже не было видно ни шпиля церкви, ни башни муниципалитета.