Конец мира – это только начало - Питер Зейхан

и кредит" правительства США. Сама природа американского альянса после 1971 года, основанного на глобализации, была буквально основана на том, что не кто иной, как хитрый Дик Никсон сказал: "Доверьтесь мне".

Мы не имели ни малейшего представления о том, чего ожидать, когда, рука об руку, мы все весело зашагали по дороге, по которой меньше всего ходят: дороге фиатной валюты.

Приключения в Капиталии

Если в эпоху до 1971 года и существовало единое правило финансов, то оно заключалось в том, что денег никогда не бывает достаточно. Стоимость валюты была напрямую связана с каким-либо активом, а объем валюты определялся возможностями и размахом суверенной власти. Обе характеристики порождали крайние ограничения, как для правительств, выпускающих валюты, так и для людей и фирм (и других правительств), которые их использовали.

В странном новом мире это единственное правило - что деньги существуют в ограниченном количестве - испарилось. Вместо того чтобы считать, что деньги существуют в ограниченном количестве и поэтому ими нужно тщательно управлять, больше не существовало никаких практических ограничений на доступность капитала. Ограничения стали чисто политическим вопросом.

Для американцев это "ограничение" было довольно простым: продолжать расширять денежную массу до тех пор, пока не будет достаточно валюты для поддержания общей глобализованной торговой системы. Но для всех остальных, кто использовал доллар США в качестве валюты, определение "ограничения" означало то, что считало нужным каждое отдельное правительство. Такое широкое расхождение позволило разработать инструменты и варианты, которые никогда не могли бы существовать в мире валют, обеспеченных активами. Эти инструменты и варианты, в свою очередь, породили целые системы управления, которые не имели бы никаких шансов на существование в дофиатные времена.

ДЕНЬГИ ДАРОМ: АЗИАТСКАЯ ФИНАНСОВАЯ МОДЕЛЬ

Все начинается с Японии.

Задолго до мировых войн, даже задолго до того, как американский адмирал Перри заставил Японию открыться миру, японцы имели уникальный взгляд на долг. В Японии капитал существует не для удовлетворения экономических потребностей, а для удовлетворения политических потребностей. С этой целью долги допускались, даже поощрялись... до тех пор, пока они не становились неудобными для суверена. Начиная с седьмого века, если широко распространенные долги мешали императору или сё-гуну достигать своих целей, их просто ликвидировали в соответствии с доктриной прощения долгов - токусэй. Засуха? Токусэй! Наводнения? Токусэй! Голод? Токусэй! Правительство в минусе? Токусэй . . с 10-процентной комиссией за обработку!

Таким образом, долги имели тенденцию к росту, особенно когда долги уже были широко распространены. В конце концов, чем хуже была общая финансовая ситуация, тем больше шансов, что император выйдет на балкон, взмахнет своим сказочным скипетром и объявит тот или иной класс долгов недействительным. Это случалось так часто, что банкиры шли на чрезвычайные меры, чтобы защитить свое экономическое и физическое благополучие: они были склонны вписывать в свои кредиты условия токусэй, чтобы заемщики не могли рассчитывать на то, что долг просто испарится, и они также должны были жить в окруженных стенами комплексах, чтобы в случае объявления токусэй толпы не могли ворваться в их дома, избить их до смерти и сжечь кредитную документацию, чтобы предотвратить казнь таких исполнителей. Веселые времена.

В любом случае, суть в том, что хотя экономика и политика всегда были переплетены, Япония была законодателем моды в превращении финансов в инструмент государства. Как только эта печать была снята, японское правительство стало довольно часто вбрасывать постыдно большие суммы наличных денег в любой проект, который нужно было осуществить. В большинстве случаев такие "наличные" принимали форму кредитов, потому что - вы угадали - иногда правительство находило удобным просто списать свои собственные долги и начать с чистого листа. Токусэй всегда оставлял кого-то в долгу, но в неспокойной Японии до Второй мировой войны это, как правило, была какая-то фракция общества, которая была в разладе с центральным правительством, так что... неважно.

Окончание Второй мировой войны вызвало очередную перезагрузку долга, хотя и не столько по указу императора, сколько потому, что все было сровнено с землёй. Учитывая абсолютное опустошение и унижение, которое гайдзины нанесли японцам, было крайне важно, чтобы послевоенная Япония двигалась в ногу с культурой. Никто не должен был остаться позади.

Решение заключалось в том, чтобы применить своеобразное японское отношение к долгам к широкомасштабным усилиям по восстановлению, с огромными объемами капитала, вливаемого в любой возможный проект развития. Особое внимание уделялось не столько ремонту и расширению физической инфраструктуры и промышленных предприятий, сколько максимизации доли рынка и пропускной способности как средству достижения массовой занятости. Приобретение лояльности и счастья населения - которое справедливо считало себя преданным своим руководством в военное время - было важнее, чем получение прибыли или строительство. То, что лояльное и счастливое население умело строить, тоже не помешало.

С точки зрения западной экономики, такое решение можно было бы назвать "плохим распределением капитала", т.е. идея заключалась в том, что было мало перспектив того, что долг будет когда-либо выплачен полностью. Но дело было не в этом. Японская финансовая модель была направлена не на достижение экономической стабильности, а на обеспечение политической стабильности.

За эту цель пришлось заплатить. Когда целью являются доля рынка и занятость, управление затратами и рентабельность тихо отходят на второй план. В системе, основанной на долге и не заботящейся о прибыльности, любой дефицит может быть просто покрыт за счет большего долга. Долг для найма персонала и закупки сырья. Долги для разработки новых продуктов. Долги для вывода этих продуктов на рынок для новых клиентов. Задолженность, чтобы помочь новым клиентам финансировать эти новые покупки.

Задолженность для того, чтобы "заплатить" долг.

Японцы едва ли были одиноки. После окончания войны новые игроки взяли пример с японцев. Южная Корея, Тайвань, Сингапур и Гонконг в течение многих лет (в некоторых случаях десятилетий) были японскими протекторатами и пользовались (или страдали) наибольшим японским культурным отпечатком. Этот отпечаток распространялся на японское мнение о том, что финансы в такой же степени связаны с политикой и государственными целями, как и с экономикой.

Четверка использовала это убеждение, направляя огромные потоки западного (и японского) капитала для ускорения целых этапов развития, индустриализации и урбанизации. В 1950-х и 1960-х годах они сделали это, взяв огромные займы у иностранцев и применив капитал для полной и коренной перестройки всех аспектов своих систем. Процесс индустриализации, занявший у немцев более века - а немцы не лыком шиты, когда речь идет о быстром строительстве и реконструкции, - занял у тайваньцев, сингапурцев и гонконгцев менее трех десятилетий. Корейцы сделали это менее чем за два.

На дворе 1971 год. Внезапно иностранный (обеспеченный золотом) капитал стал менее важным в этом уравнении. Если прибыль не могла покрыть выплаты по долгам, то экспортная