Книга начал - Салли Пейдж

А пока Джо занимается украшением магазина к Рождеству, и теперь по всему потолку у нее висят мерцающие разноцветными огоньками гирлянды. Рядом с ней в окне стоит небольшая елочка, и ее смолистый запах смешивается с запахом мастики, которой женщина обрабатывает дубовый прилавок. Ветки елочки тоже украшены лампочками и увешаны цветными багажными ярлыками, на которых Джо предлагает покупателям написать свои рождественские пожелания. Как обычно, люди продолжают удивлять ее тем, насколько порой интимными бывают их пожелания. Одно из самых трогательных написал рабочий из ремонтной бригады, что трудится в конце переулка над починкой дренажной системы. Он поведал Джо, что у его жены вновь обнаружилась раковая опухоль, и теперь опасается, что к Рождеству она окажется в хосписе. И в своем пожелании он попросил, чтобы еще одно, последнее Рождество жена провела дома, вместе с ним и их дочерью.

Люси до сих пор еще не ответила на письмо, и Джо это очень беспокоит. Обычно уже через несколько дней она получала от подруги сообщение. Тогда Джо спросила первой, все ли у Люси в порядке, но ответ был до предела лаконичен: «Да, извини, занята».

Джо смотрит на мобильник, раздумывая, не послать ли еще одно сообщение или даже позвонить, но в эту минуту в магазин входит Малкольм.

– Доброе утро, Джоанна, – приветствует он ее. – Я принес вам подарок, – радостно объявляет мужчина и вручает своей подруге оранжевую вязаную шапочку с ярко-розовым помпоном.

Джо откладывает телефон в сторону и, сдержанно улыбаясь, принимает дар.

– Спасибо вам, Малкольм, – благодарит она, – ну, теперь я точно не замерзну.

Малкольм с улыбкой что-то бормочет в ответ, но сразу умолкает. И как-то настороженно к ней присматривается.

– Джоанна, – говорит он, – мне кажется, вы чем-то обеспокоены.

– Правда?

– Да… Вам вовсе не обязательно делать этот заплыв, если вы не хотите, – с озабоченным видом говорит Малкольм.

– О нет, заплыв тут ни при чем, – заверяет его Джо.

Малкольм подвигает табуретку.

– Понятно, – говорит он и умолкает, словно не знает, что еще можно сказать. – Я могу вам чем-нибудь помочь? Хоть чем-нибудь?

Джо вспоминает, когда в последний раз он задавал ей этот вопрос. Тогда женщине хотелось, чтобы Малкольм нашел какой-нибудь способ заставить Джеймса снова ее полюбить. Джо бросает взгляд на мобильник. Да, за Люси она, конечно, беспокоится, но вот про Джеймса уже много часов напролет она даже ни разу не вспомнила.

– Может быть, вы все еще думаете про свои прошлые отношения, о которых вы мне рассказывали, помните? – спрашивает Малкольм, словно прочитав ее мысли. – Кажется, вы сказали, его зовут Джеймс?

Джо гладит пушистый розовый помпон.

– Нет, Малкольм, дело не в нем. Мне кажется, я уже потихоньку отхожу от нашего разрыва.

И неожиданно для себя она начинает рассказывать Малкольму о своей жизни с Джеймсом. С чего все у них началось, как она полностью переключилась на него после отъезда Люси. Как забросила всех своих друзей. Выкладывает ему все (ну почти все): и о том, как она всегда делала только то, что он хотел, смотрела ему в рот и во всем старалась угодить, и о том, как все изменилось, когда умер его отец.

– Тогда, как мне кажется, я ему была по-настоящему нужна. Все стало между нами как в первые дни, когда мы могли говорить с ним часами.

А разговаривали они? Ведь она лишь сидела и слушала, со всем соглашаясь, как Джеймс разглагольствовал о себе – о, об этом он мог говорить бесконечно.

Потом Джо рассказывает Малкольму про Люси. О том, как они с ней были близки, как сильно она ждала ее возвращения, как ей стало казаться, что они перестали понимать друг друга и больше никогда не сблизятся так, как прежде. И наконец, о том разговоре с Люси в их последний вечер перед отъездом Джо, когда, говоря о Джеймсе, подруга брызгала ядом и не стеснялась в словах.

– Вот оно что… я так понимаю, у вас теперь сердце больше всего болит о вашей подруге Люси. Я прав? – спрашивает Малкольм; по-видимому, он успел хорошо вникнуть во все подробности услышанного.

– Да, это так. Она моя лучшая подруга, и мы с ней просто не… ох, не знаю, что и сказать. Кажется, не могу… это все просто…

Джо чувствует, что она совсем запуталась и уже абсолютно не понимает, что же произошло между ней и Люси.

Малкольм сидит на табуретке прямо, и кажется, что он разглядывает доску для заметок за спиной Джо. Потом опускает взгляд и внимательно смотрит женщине прямо в глаза.

– Джоанна, – медленно проговаривает он, – позвольте, я вам кое-что скажу?

– Конечно, – отвечает Джо заинтригованно.

– Простите мне мою неуверенность, поскольку, как вы прекрасно знаете, я не из тех людей, кто легко заводит друзей, и…

Джо сразу хочется возразить: «Но вот мы же с вами подружились довольно легко!»

Но Малкольм продолжает. Каждое слово обдумывает, что явно требует для него определенных усилий.

– Я всегда неохотно даю советы. Однако из всего, что вы сейчас рассказали, следует одно… – Он снова умолкает и только кивает головой, словно желая сам себя подбодрить. – Возможно, сейчас уместно вспомнить то время, когда я работал аналитиком. Я всегда пытался докопаться до истины, по-своему конечно. – Он делает паузу и продолжает уже с большей уверенностью в голосе: – Исходя из собственных наблюдений, Джоанна, я сделал следующий вывод. Вполне может быть, Джоанна, что Джеймс для вас был хорошим любовником, – тут Малкольм слегка краснеет, – но другом вашим он не был никогда.

Джо сидит не шевелясь. У нее такое чувство, будто она только что прыгнула (нераздетой) в плавательный пруд. Словно бы ее окатили с ног до головы ледяной водой.

Ну конечно, Джеймс никогда не был ей другом. Почему она раньше этого не замечала? Нет, она и прежде сталкивалась с такими людьми, как Джеймс: они претендуют на звание твоего друга, но при этом требуют от тебя всего – твоего времени, твоего сочувствия, твоего внимания, – а сами думают только о себе, их интересует исключительно собственная жизнь, а на твою им наплевать. Ведь это правда, она действительно все делала ради Джеймса, всегда готова была прийти ему на помощь, поддержать, утешить. Хоть один раз в своих мыслях он ставил ее на первое место, думал о ее желаниях и предпочтениях? Нет, движение по проспекту Джеймса Бекфорда всегда было односторонним. С чего это она вдруг возомнила, что подобное поведение, так сказать, друга (или подруги) совершенно неприемлемо, а когда так ведет себя твой любимый, то это нормально?

– Ох, Малкольм… – только и