Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис

Погребение бедняков. «Похоронные сообщества». Итак, мы стали свидетелями похорон богатого сенатора. Менее благополучных личностей, разумеется, и хоронили со все увеличивавшейся степенью простоты. Вообще в римских похоронах практически отсутствовал всякий религиозный элемент. Тела несчастных погребали с грубой краткостью и отсутствием какого-либо декорума, но значительное число плебеев и тех вольноотпущенников, которые не могли рассчитывать на урну в колумбарии благородного семейства, нашли выход. Они организовывали так называемые похоронные сообщества. Их члены платили фиксированные взносы в общую кассу; из этих фондов выделялись средства на строительство одного из тех громадных общественных колумбариев, которые часто воздвигали в ходе законной сделки. Когда умирал член подобного сообщества, ему гарантировались приличная процессия шутов и скорбящих (о представлении его деяний и предков речь уже не шла), произнесение частной речи в его честь и вполне приличный погребальный костер. Средства, оставшиеся после всех этих расходов, использовались на поминальные празднества в честь всех почивших членов сообщества в текущем году.

Некоторые из этих погребальных «коллегий» представляли собой воистину четко организованные сообщества, которые разрабатывали ритуалы, имели постоянные залы и целый состав выборных офицеров, «преторов», «кураторов» и т. д., заставлявших всех зрителей и участников забыть о том, что за всей этой внешней мишурой скрывались лишь скромные плебеи или даже рабы. Такие коллегии, говоря другими словами, взывали к тем, кто в иное время мог бы стать родственным им по духу. Они носили высокопарные названия по именам своих богов-покровителей: например, «Поклоняющиеся Аполлону», «Слуги Сераписа». Однако их основной заботой являлось одно и то же – отвлечь сознание своих членов от горьких мыслей о том, что после смерти их тела будут брошены в одну из тех ужасных ям на поле горшечников, а их души вместо упокоения в холодном забвении Гадеса будут неустанно блуждать по земле и воде.

Теоретические права отца в отношении детей. Когда в доме римлянина рождался ребенок, его отец, как и в Афинах, получал полную юридическую власть над его жизнью и смертью. Теоретически он имел полное право, в качестве pater familias, в будущем убить своего ребенка, если тот был ему не угоден, тем более при рождении он мог принять решение, что «еще один ребенок – слишком много для нас», или «мы не можем позволить себе больше девочек», или «этот ребенок вырастет больным и уродливым». Если именно так решал отец, то все протесты матери и нянек оказывались тщетны и ребенка «оставляли на произвол судьбы» – это означало, что его вынесут к определенному месту у большой дороги и оставят там умирать. Этот жестокий древний закон никогда не подвергался сомнению.

Вполне возможно, что такой брошенный ребенок мог быть взят в дом бездетных родителей или же тех, кто сочувствовал его судьбе. Был, однако, куда больший и горький шанс на то, что отвергнутое родителями дитя унесут те хищники в человеческом обличье, которые выращивали мальчиков и девочек с целью использования их как жертв порока в среде богатых людей или даже уродовали детей в гротескные создания, делая из них успешных попрошаек подаяний у мягкосердечных простаков. Вполне возможно, что уродливые существа, кричавшие «Подайте, подайте!» на бегу за паланкином какого-либо сенатора, являлись кровными родственниками этого раззолоченного аристократа. В качестве сюжетов подобные случаи использовали современные им авторы при написании множества ужасных историй.

Формальное юридическое право и господствующая традиция сплошь и рядом существовали порознь друг от друга. Мало кто из римлян желал видеть свой дом опустевшим, кроме разве что приверженцев «преимуществ бездетности». На деле же, чтобы сохранить фамильное имя, римляне часто «усыновляли» вполне взрослых людей, причем в размерах, совершенно несвойственных другим эпохам. В результате многих судебных решений в период Империи высшие классы сокращались столь быстро, что мало в каком доме не радовались рождению ребенка, да и в прочих слоях общества оставались настоящие отцы. Короче говоря, при формальном существовании права на «предоставление своей судьбе» к нему прибегали весьма нечасто, и добропорядочный человек, отказавшийся от своего ребенка (если только его семья не была чрезмерно велика и требовала непосильных расходов), мог подвергнуться общественному остракизму, да и императору могли посоветовать исключить подобного человека из числа сенаторов или всадников как «плохого гражданина».

Церемонии после рождения ребенка. Поэтому рождение ребенка в добропорядочной семье становилось сигналом к общей встрече родственников и вознесению богам благодарности за благосклонность к римской женщине; при этом был не столь важен пол новорожденного. Затем наступало время более значительного праздника – lustratio, наречения ребенка.

Это происходило на девятый день после рождения мальчика и на восьмой – девочки, из опасения того, что получение имени в самом раннем возрасте может повлечь за собой смерть ребенка. Эта церемония проводилась в атрии. Мать, возможно, еще не имела сил присутствовать при этом. Перед собравшимися на церемонию членами семьи, друзьями и клиентами нянька торжественно выносила завернутого в пеленки ребенка и клала у ног его отца. Он с такой же торжественностью наклонялся и брал малыша на руки, затем следовали приветственные возгласы собравшихся[155].

После этого ребенок обретал, вне какого-либо сомнения, все законные права, становился членом семьи и попадал под покровительство и защиту как семейных ларов, так и общественных законов, являлся гражданином Римской империи. Затем его отец, повернувшись ко всем собравшимся, громко и четко произносил имя младенца, говоря, например: «Да будет парень зваться Марк!»

По завершении этих формальностей все члены семейства и приближенные рабы бросались к новорожденному и вешали ему на шею шнурки с маленькими металлическими игрушками, оловянными мечами, топорами, цветами и даже куколками. Все эти подарки назывались crepudia, что имитировало звук, с которыми они ударялись друг о друга. Самым же главным из них считалась золотая bulla – искусно сделанная шкатулка, в которой хранились амулеты – отец собственноручно вешал ее на шею своего ребенка. Если семья не отличалась достатком, bulla могла быть сделана из раскрашенной кожи, но в любом случае обязательно должна была находиться среди подарков. Снимать ее нельзя было вплоть до того заветного дня, когда выросший сын впервые облачится в мужскую тогу или когда дочь, выйдя замуж, покинет родительский дом.

Римские имена: их запутанность. Не так уж просто разобраться в римской системе имен, которая гораздо сложнее греческой. Во времена Республики в семьях высших классов все было в значительной степени стандартизировано, так что новорожденный аристократ получал имя автоматически, едва ли не в тот момент, когда его клали в младенческую колыбель. Сколь много Аппиев Клавдиев фигурируют в римской истории! Опуская некоторые технические детали, можно сказать, что каждый римский гражданин имел три имени: личное – praenomen, подобное христианскому Джону или Джорджу; nomen, обозначавший принадлежность к gens (особому клану, такому как Корнелии, Фабии, Юлии и т. д.), и cognomen, указывавший на принадлежность к определенной фамилии внутри рода, к которой принадлежат его отец. Цезарь, Сулла, Цицерон, Сципион и тому подобные имена являлись когноменами – чем-то вроде прозвищ позднейших времен – и указывал лишь на индивидуальную особенность известных их носителей. Однако их было порой так много, что к имени человека добавлялся второй когномен – как у Публия Корнелия Сципиона Hasica.