Волшебный магазин - Анна Сергеевна Родионова

хоть в толпе, но обязательно быть увиденной им, потому что он жить не мог без нее.

А ее не было.

И он стал ее рисовать.

Как она ему видится.

А получалась она все равно в его привычной изломанной манере с удлиненными ступнями и скрещенными руками, угловатыми локтями зацепленными друг за друга. Вернее, она так рисовалась.

А виделась иной, оттого неуловимой. И снилась такой, как виделась.

А на холст не ложилась.

Ираклий психанул – на кой черт ему этот давно отработанный, растиражированный по всем его вернисажам образ, знакомый до омерзения.

Когда-то он так начал рисовать свою первую жену, потом вторую, потом третью. Инга не вошла в эту шеренгу из-за аномальной полноты, которой она когда-то его пленила.

Потом в Москве начался карантин и рухнули, к счастью, все его вернисажи. Он обрадовался.

Теперь он проводил время только в своей квартире. Инге еще не было шестидесяти, и она свободно передвигалась по городу, договаривалась с галеристами, старалась выбить какие-то невыплаченные Ираклию деньги. Но вокруг стали умирать все больше и больше. И они замкнулись в своем мирке, наедине друг с другом.

Она сидела перед компом, он – перед телевизором, наслаждаясь старыми американскими фильмами.

Курьеры приносили еду.

Было уютно и нескучно.

Однажды на экране мелькнул фильм, который Ираклий мог смотреть бесконечно: «Весь этот джаз» Боба Фосса.

И на экране появилась Лия – ангел со струящимися волосами, белое совершенство внеземного происхождения.

Он почему-то именно этого ангела в фильме совершенно не помнил. Очевидно, смотрел другими глазами. А теперь хотел смотреть только на нее.

Фильм кончился, и он попросил Ингу найти в интернете этот фильм – он хотел посмотреть еще раз. У нее был важный зум с галеристами, и она не отреагировала. Махнула рукой – не мешай!

Он узнал в Яндексе имя актрисы: Джессика Ланж.

А ему нужна была Лия.

Ночью поднялась температура и начался озноб.

Он решил не будить жену, ехать в больницу не было желания.

Переболеть надо дома. Инге тоже. А потом – сам черт не брат – гуляй, рванина, хоть по Красной площади.

Но к утру стало совсем плохо. Душил кашель.

За ним приехала скорая. Жена осталась дома.

Врач, одетый как астронавт, не угадать даже – он или она, велел собираться. Голос тоже не давал возможности определить пол – звучал глухо, как из-под земли.

Ехали недолго, но при подъезде к больнице встали в длинную очередь скорых, которая вообще не двигалась. Ираклий то впадал в сонное забытье, то выбирался из него. Машина стояла.

Астронавт пошел выяснить, почему задержка. Вернулся, сказал – больница не оборудована специальным помещением для ожидания приема зараженных, поэтому ждать будем долго.

Подождали еще два часа. Астронавт сходил еще раз. За два часа они продвинулись на одну машину. До художника из скафандра донесся сдержанный мат.

Ираклий робко спросил:

– А может, мне домой лучше?

Он ожидал негодования, но неожиданно астронавт пнул шофера ногой, и они стали разворачиваться. За ними еще одна машина. Потом еще. Возможно, им велели ехать в другую больницу. Но их скорая уже через двадцать минут подъехала к знакомому подъезду.

Ираклий спросил:

– Может, надо подписать?

– Чего подписать? – глухо услышал он.

– Ну отказ от госпитализации.

Но его уже высадили с узелком, наскоро собранным Ингой, и недвусмысленно дали понять:

– Вали домой, пока цел!

И уехали.

Радости жены не было предела. Ираклий никогда не думал, что будет так приятно вернуться домой с того света.

Инга открыла бутылку грузинского, и они отпраздновали возвращение. Причем кашель прекратился.

Ночью приснилась Джессика Ланж, которая говорила: «Ничего, не горюй, мы еще встретимся. Дело времени. А пока живи и радуйся». Ее шелковые волосы развевались. Глаза сияли. Никогда еще Ираклий не чувствовал такого прилива сил.

«Утром ее напишу, – дал он себе слово, – это будет Лия, самая прекрасная Лия на свете. Недаром она являлась ко мне – давала знак: жизнь коротка, искусство вечно! А я, дурак, не понял».

Заснул крепким сном.

Утром не проснулся.

Вдовы

Однажды возникла идея собрать в одной телевизионной передаче свежих вдов ушедших за год известных политиков, писателей, художников, людей очень достойных и уважаемых: словом, собрать и утешить их оставшиеся половинки, пусть им будет чуть веселее.

Вдовы оказались весьма разномастные, некоторые просто оскорбились на эту телевизионную благотворительность, другие стали требовать денег, третьи долго рыдали по телефону, а потом спрашивали: платья свои или стилисты постараются.

Режиссер телепередачи Аглая уже на предварительных встречах готова была всех убить, а уж когда подошло время прямого эфира, сама была готова надеть на себя все черное и осыпать голову винегретом. Какое же нечеловеческое терпение надо иметь.

– Передача пройдет, повешусь, – пообещала она мужу, и тот с энтузиазмом согласился: только в Таиланде или на Корсике. Пусть будет поэффектнее.

Время было перестроечное, и в моду опять входил прямой эфир. Поэтому решили сначала снять несчастных женщин у могил своих знаменитых мужей, а потом сразу буквально свеженькими вывести прямо на глаза телезрителей в шубках, припорошенных февральским снежком. Идея очень понравилась руководству канала.

Женщин собрали заранее, сделали красивый макияж, закрепили лаком прически, строго проверили их домашние черные платья, одобрили коротенькие у самых молодых, но подыскали в костюмерных более подходящие для возрастных: не хотелось старческого уныния, а наоборот, идея была – вернуть им смысл жизни. Кроме того, всем надели туфли на каблуках. Дамы занервничали, мол, как мы пройдем по февральскому снегу. Им сказали: все вычищено и больше пяти минут там и делать нечего. Одной бедно одетой даже шубку подобрали. Получилось очень стильно – как и задумывали.

Дам посадили на студийный автобус и повезли на кладбище. Погода портилась на глазах. Долго стояли в пробке, и водитель ругался, что только идиот может заказывать транспорт на вечер пятницы. Наконец добрались.

Операторы с камерами наизготове ринулись успеть схватить хоть немного дневного света. Вдовы по очереди по схеме, предложенной режиссершей, подходили то к одной могиле, то к другой. Возлагали цветочки. Потом выяснилось, что букетов не хватило и их стали использовать многоразово. Вдруг начал падать красивый рождественский снег. Операторы торопили. Но могилы были в разных концах кладбища, и дело затягивалось. Выяснилось, что к некоторым вообще нельзя подойти из-за сугробов. Операторы орали на Аглаю, ругая плохую организацию. А она была совершенно ни при чем. Почему-то не взяли с собой администратора, который бы этим занялся, вроде места в автобусе не нашлось.

Одну могилу так и не нашли и решили: ну и не надо. Но вдова именно этого покойника, поэта-диссидента былых времен, оказалась дамочкой упертой и сказала, что никуда не двинется, пока не найдут могилу Аркадия Федоровича. Аглая копалась в бумагах и не находила. Тогда она пошла в кладбищенскую администрацию. Но сторож сказал, что контора уже закрыта и все ушли и им бы тоже пора. Он лично ночевать на кладбище не собирается. Ждет только ночную охрану и сразу уйдет. Еще чего – он и так здесь целыми днями торчит – думаете, это весело.

Пока они пререкались и искали, автобус исчез. Возникла мысль, что водитель слинял, решив, что его смена закончена. Вечерело. Прямой эфир ждал, а они все искали и искали могилу Аркадия Федоровича. Измученные вдовы гоняли по колено в снегу, читая надписи и все время ахая: ой, и Петя здесь, а я не знала, и Максим Сердюков, он же был потрясающий певец, его сейчас никто не помнит. Девочки, смотрите, кого я нашла – Жан Фурье, он же француз!

Одна пожилая сказала, что устала, и если их немедленно не отвезут на студию, она сейчас ляжет и пусть ее закопают возле мужа Олега Ануфриевича, великого хирурга двадцатого века, он самого Кагановича оперировал.

Две более молодые вдовы пытались ее поднять, но она все больше и больше закапывалась в снег. Когда сторож крикнул: «Смена пришла, я запираю ворота» – вдовы захромали на ледяных ногах к выходу, вдова великого хирурга встала и как миленькая пошла.

У запертых уже ворот стояла Аглая и тщетно старалась хоть кому-то дозвониться. Потом у нее в телефоне кончился заряд. Вдовы же все были без своих сумочек и без телефонов – вообще им сказали, что мероприятие займет не больше получаса и они сразу вернутся в эфир. Хорошо, разрешили шубки надеть, все-таки не все были молоденькие,