Сезон - Джона Лиза Дайер

– Ничего, – поспешно ответила я, но Эндрю, похоже, не собирался сдаваться так просто:

– Теперь ты обязана рассказать мне.

– Мне рассказывали, что твой поверенный звонит папарацци, говорит, где ты будешь, а потом ты притворяешься удивленным и недовольным.

Это звучало по-настоящему ужасно, и я снова пожалела о том, что затеяла весь этот разговор, да и вообще потащилась на конюшню.

– И ты в это веришь? – мягко спросил Эндрю.

– Я не знаю… – Это было все равно, что наступить в коровью лепешку – ее запах пристает к тебе надолго и, как бы ты ни мылась, до конца сразу все равно не выветривается.

– Тебе не кажется, что это поступок, достойный идиота вселенского масштаба? Кто тебе такое рассказал?

– Никто.

– Никто? – Когда он повторил мои слова, я поняла, насколько глупо они звучали.

Я расправила плечи, вскинула голову и решилась:

– Хэнк сказал мне. Он сказал, что узнал об этом твоем трюке, когда вы были друзьями.

– А-а-а, – насмешливо протянул Эндрю и выразительно замолчал. – Мой друг Хэнк. А теперь твой друг Хэнк.

Его тон резко изменился, стал холодным, злым, полным презрения. С таким Эндрю я не собиралась иметь дело.

– Мы больше чем друзья, – нагло заявила я.

– Правда?

А вот тут он, похоже, удивился.

– Правда.

– Тогда знай, что Хэнк Уотерхаус гораздо лучше заводит друзей, чем сохраняет их.

– Что это значит?

– Это означает только то, что я сказал – будь осторожна.

– Я буду дружить с тем, с кем, черт возьми, захочу!

Парень не спешил отвечать, и я удивилась, что ему удалось так разозлить меня. Но сам Эндрю оставался спокойным.

– Это, конечно, твое право, – покладисто согласился он.

О, он снова превратился в надменного, невероятно напыщенного нью-йоркского богача, и в этот момент я презирала его больше, чем когда-либо. Не говоря ни слова, я вышла на улицу. Вечеринка явно не удалась.

– Это ужасная история, – сказал Хэнк. – Но если ты действительно хочешь узнать, я расскажу тебе все.

– Я хочу, – твердо сказала я.

Мы сидели в кафе «Тихий океан» на примирительном ланче, и он извинялся за то, что оставил меня на выходных. Было уже обеденное время, и зал наполнился характерной для этого места толпой бизнесменов и их жен, и наш маленький угловой столик казался мне островком спокойствия посреди бушующего моря.

– Я родом из мест западнее Амарилло. Вырос в маленькой собачьей будке в городе под названием Далхарт. Моя семья была… Ну, скажем так, не очень благополучной. Отец бросил нас, когда я был еще совсем маленький, а мама… старалась изо всех сил. Хваталась за любую работу и постоянно встречалась с разными парнями. Когда я был ребенком, я действительно любил ходить в школу и оставался там как можно дольше. Я постоянно торчал в библиотеке, читал взахлеб все, что только попадалось под руку. Я думаю, таким образом я пытался защититься от того, что происходило дома.

Я чуть не заплакала. Хэнк был таким искренним, таким уязвимым, а его голос был полон боли. Я протянула руку через стол и сжала его ладонь. Он сжал ее в ответ.

– У меня не было ничего, кроме школы, которую я в конце концов действительно очень хорошо закончил – отличные оценки и высокие результаты всех возможных тестов. По совету школьного консультанта, хотя на самом деле больше ради забавы, я подал документы в Гарвард. И поступил.

– Серьезно? – Хэнк кивнул. – Как ты смог себе это позволить?

– Видишь, я не соврал, я действительно очень хорошо учился. Будь мои оценки хоть капельку хуже, они бы меня и на порог не пустили. Ты можешь себе представить, насколько долог был мой путь от Далхарта до Кембриджа. Эндрю Гейдж стал моим соседом по комнате. По университетским правилам все первогодки должны первые два года учебы провести в общежитиях – таким образом руководство, я полагаю, старалось всех перезнакомить и социально выровнять. Вероятно, у того, кто занимался расселением, было своеобразное чувство юмора, и он подумал: «Эй, а почему бы не поселить бедняка с единственным сыном миллиардера». – Хэнк горько усмехнулся, как и я, да уж, ничего веселого тут не было. – Я не могу объяснить, как так вышло, но мы действительно стали друзьями. Поладили с первых дней. Я не знаю, как он тогда ко всему относился, но для меня это было круто. Захватывающе. Мир Гейджа казался мне сказкой. Я, конечно, знал о том, что он существует, но был от него бесконечно далек. А потом я вдруг в нем оказался. Вечеринки, кредитки и внимание прессы. Уже тогда репортеры охотились на него, спрашивали, куда он ходил, с кем встречался. Знаешь, я был похож на поклонницу солиста рок-группы, которая во всех турне таскается за своим кумиром.

Я кивнула, точно не зная, чем закончится его рассказ, но ясно понимая, что ничем хорошим. Хэнк сделал большой глоток пива. Подошел официант, поставил перед нами тарелки, но мы их проигнорировали.

– К Дню благодарения он уже все обо мне знал, знал, что у меня нет денег даже на то, чтобы поехать домой на несколько дней. Я планировал остаться в общежитии и позаниматься, но он пригласил меня к себе домой. Вначале я подумал, что он просто пожалел меня, но он настаивал, горячо уверял меня в том, что это не так, что он искренне хочет провести со мной праздники, и я в конце концов согласился. А почему бы и нет? – подумал я тогда.

– Должно быть, это было дико – День благодарения у Гейджей. Все равно что сцена из фильма.

– «Дико» не достаточно сильное слово, чтобы описать происходящее. Мы прилетели на частном самолете из Бостона, и, когда мы приземлились, нас встречал телохранитель. Он ждал нас в черном «кадиллаке» с тонированными окнами. Он называл Эндрю «мистер Гейдж», а меня – «мистер Уотерхаус». Они жили тогда в поместье под названием «Виноградники Марты» – крытый бассейн с подогревом, теннисные корты, дом размером… Даже сейчас я не могу в полной мере описать это место. Я познакомился с его матерью. Его отец был еще жив, и это было просто… Да, ты права, это было дико. Они были так добры ко мне, правда. Я отлично поладил с его отцом. Он был впечатлен тем, что я самостоятельно поступил в Гарвард, снова и снова говорил мне, что я молодец, что меня ждет большое будущее. На обеде в честь Дня благодарения присутствовало, наверное, человек восемьдесят – знаменитости, их богатые друзья и соседи… Я даже уже и не помню в точности, кто там был. Подали целых шесть огромных индеек, шампанское лилось рекой. Его отец сказал вначале приветственный тост, а когда мы расселись за столом, он был особенно внимателен ко мне, рассказал всем, как благодарен за то, что я присматриваю за их сыном в университете, как здорово, что я все-таки принял их приглашение, и как они гордятся тем, что делят свой стол со мной. – Хэнк буквально смаковал все эти горько-сладкие воспоминания, и его голос дрогнул.