Жестокая одержимость - С. Массери

слова, ведь психотерапевт уже неоднократно отмечал, что у меня склонность к излишнему контролю. Все это связано с моими родителями: с безразличием моего отца и бросившей меня матерью.

Мой отец всегда ценил лишь свой успех, статус и деньги. И меня он воспитал так, чтобы я тоже ценил исключительно все это.

Терапевт когда-то сказал мне, что я использую манипуляции для того, чтобы контролировать людей вокруг себя, потому что хочу получить власть над своим окружением.

Ну, это неважно.

Пятнадцать минут спустя Вайолет снова появляется на улице и забирается на пассажирское сиденье моей машины. Она поправляет длинную угольно-серую юбку и свитер, украшенный огромными перламутровыми пуговицами. Ей очень идет этот цвет.

Пока мы едем в кампус, она то и дело прикусывает свою нижнюю губу. Продолжая поглядывать на нее краем глаза, я вижу, как она впивается пальцами в свое левое бедро.

Она в моей машине и очень хорошо пахнет.

Черт, мне не должен нравиться запах ее духов. Мне не должно нравиться, что ее светлые волосы идеально расчесаны и струятся по плечам, а на лице нет макияжа. Лишь тушь на ресницах.

Но одновременно с этим мне хочется трахать ее рот, пока эта тушь не потечет по ее щекам.

Если бы только это было возможно сейчас.

– Нам придется фотографироваться? – спрашивает она, не глядя на меня. – Тогда это продлится дольше.

– Зачем нам фотографироваться, когда у меня уже есть видео с тобой? – ухмыляюсь я. – На самом деле целых два.

– Ух ты, а я-то уже начала думать, что ты вовсе не такой ужасный.

Ее взгляд устремлен в окно, и она продолжает сжимать свою ногу. Я смотрю на часы и, убедившись, что у нас в запасе еще есть немного времени, быстро останавливаюсь. Во мне вспыхивает раздражение, поэтому я протягиваю руку и хватаю Вайолет за подбородок. Я притягиваю ее к себе и жду, когда она посмотрит на меня. В конце концов она переводит свой взгляд с моих губ на глаза.

– Давай-ка кое-что проясним, – медленно говорю я, не сводя взгляда с ее губ, которые она увлажняет своим языком. – Я такой же ужасный, как и раньше. Даже хуже. – Я едва сдерживаюсь, чтобы не поцеловать ее. – Помни об этом, милая, когда ложишься спать и мечтаешь во сне обо мне, потому что в итоге ты просто получишь кошмары, а я, поверь, самый худший кошмар, который ты только можешь себе представить.

Цвет ее глаз становится практически пепельным, но я вижу в них не страх, а боль. Будто у нее в голове уже сложилось определенное представление обо мне, а я его разрушаю.

Хорошо, оно должно быть разрушено.

Я отпускаю Вайолет и выхожу на улицу.

Глава 23

Вайолет

Он собирается меня убить.

Раньше я об этом не задумывалась. Когда мы встретились впервые и столкнулись позже, я думала, что достаточно сильна, дабы выдержать его гнев и эгоизм. Однако сейчас я не так уверена в своих силах.

Забавно, как все меняется, когда появляется надежда.

Я спорила и вступала с ним в борьбу, потому что внутри меня играло безрассудство. Мне было наплевать, выйду ли я из этих ссор невредимой. Но на самом деле я предполагала, что наши с ним перепалки просто помогут мне отвлечься от собственной боли. От внутреннего голоса, утверждающего, что я больше никогда не буду танцевать, от тревоги по поводу равнодушия матери и от страха неопределенности моего будущего после университета.

Один телефонный звонок от Мии Джармейн вернул мне надежду, и менее чем через сорок восемь часов я смогу понять, стоит ли мне продолжать верить в свои мечты.

И это, черт возьми, невыносимо.

Я никогда не испытывала такого напряжения.

Мы оставляем автомобиль у стадиона на одном из ВИП-мест – лишний повод для Грейсона превознести свое эго, – и заходим внутрь. Здесь прохладно, темно и очень тихо.

– Когда вы тренируетесь здесь?

– Чаще всего по вечерам, – отвечает Грейсон, поправляя рубашку. – Некоторые девушки приходят посмотреть.

– Зачем?

Наблюдение за тем, как хоккеисты многократно выполняют одни и те же упражнения, кажется мне исключительно утомительным и скучным занятием.

Я замечаю, как Грейсон легко пожимает плечами, и, взглянув на него, вижу его усмешку.

– Они приходят, чтобы посмотреть на тебя, не так ли? – спрашиваю я, останавливаясь. Ухмылка Грейсона превращается в широкую усмешку.

– На меня, Нокса, Стила.

– Да, я прекрасно знаю, почему они приходят смотреть на Стила, – говорю я, прищурившись. Улыбка сразу сползает с лица Грейсона, а взгляд становится жестким.

Как он может так реагировать, если сам заставил меня встать перед Стилом на колени?

Оглядываясь назад, я осознаю, что в тот момент у меня была возможность уйти, однако тогда бы я столкнулась с гораздо более серьезными последствиями, нежели те, с которыми мне приходится иметь дело сейчас.

Грейсон подводит меня к лифту и нажимает кнопку вызова. В тишине мы ожидаем прибытия кабины, а после входим внутрь. У меня сразу же возникает ощущение, словно мы оказались в вакууме. Когда тишина становится слишком напряженной, а моя кожа начинает зудеть от желания ее нарушить, я не выдерживаю.

– Что мы ей скажем?

На лице Грейсона вновь появляется та самая нахальная и насмешливая улыбка, с которой, я уверена, он покидал полицейский участок, когда его отец помог ему оттуда выбраться.

Грейсон закатывает глаза, а затем откидывает голову назад и разминает шею. Я вижу, что постепенно он расслабляется, и даже мимические морщинки на его лице разглаживаются.

Осознавая, что Грейсон снова превратился в человека, к которому тянутся люди и с которым все стремятся общаться, я отвожу взгляд. Он ошеломляет меня тем, что снова начал источать спокойствие и уверенность, словно надел эту маску специально для встречи с публицистом. Скорее всего, она влюбится в него еще до того, как наш разговор закончится. Зачем на этой встрече ему нужна я? Чтобы стать козлом отпущения или его спасителем?

Я снова завороженно смотрю на ненастоящее выражение его лица. Хотя, возможно, я истолковываю все неверно? Интересно, его гнев и поведение рядом со мной и есть его истинная натура, а сейчас он просто скрывает ее за маской? В это легче поверить, чем думать, что его гнев – своего рода защита.

Нет, он уже показал мне свою истинную сущность, а эта привилегия дана не каждому.

К тому времени, как двери лифта открываются, моя нервозность уже начинает пожирать меня заживо, но Грейсон так и не ответил мне на