Жестокая одержимость - С. Массери

том, что он уже упоминал об этом. На что он готов пойти, чтобы добиться своего?

– Как думаешь, что произойдет, если одна из них проснется? – спрашивает он.

Я не помню, как заснула. В моей памяти остались лишь танцы и в конце концов охватившая меня усталость. Я что, решила прилечь? Кажется странным, что мы с подругами выбрали одинаковое время для того, чтобы лечь спать, так как обычно во время вечеринки с ночевкой сон не является приоритетом.

А потом сюда пришел Грейсон.

Как, чтоб его, он меня нашел?

Я дергаю руками, пытаясь снять наручники, а он кладет свою ладонь на мой рот поверх скотча. Ощущать барьер между его ладонью и моей кожей – ни на что не похожее ощущение. Но потом он касается пальцами моего носа, и, предвидя его дальнейшие действия, я пытаюсь отвернуться.

Бесполезно.

Он зажимает мне нос.

Паника лишь усугубляет ситуацию. Мои движения становятся более резкими, наручники, продетые через какой-то предмет мебели, негромко звякают, и кто-то из девушек ворочается, почти разбуженная шумом.

– Ты что, хочешь их разбудить? – снова спрашивает Грейсон, наклоняясь ближе. – Даже в таком случае я не остановлюсь. В любом случае я собираюсь тебя трахнуть.

Мои легкие горят от нехватки воздуха, и я отчаянно пытаюсь открыть рот, но он крепко сжал его своей ладонью.

Когда Грейсон отпускает мой нос, я шумно втягиваю в себя воздух и оказываюсь так зациклена на своем дыхании и облегчении боли в легких, что не замечаю, как он перемещается вниз. Он сдвигает мои трусики в сторону и проводит пальцем по моей чувствительной плоти. Я стону сквозь скотч, а затем прикусываю язык. Если его действительно не остановит даже пробуждение девушек… Я не хочу это проверять.

Внезапно Грейсон приподнимает мою ногу и одним движением входит в меня.

Я вздрагиваю и прикусываю язык сильнее, отчего мой рот наполняется кровью. Сглатывая этот резкий вкус, я понимаю, что могу попытаться лишь не издавать никаких звуков, но, черт меня побери, если то, что Грейсон делает со мной, – неприятно… Я даже не заметила, когда он успел вытащить свой член из штанов, но теперь он входит в меня мощными толчками, а мое влагалище сжимается вокруг него.

Хочу ли я этого? Ненавижу ли я его за это?

Я извиваюсь, пытаясь отстраниться, но он обхватывает ладонью мою ногу под коленом, отчего мне удается лишь слегка повернуться верхней частью туловища и прижаться лицом к своей руке. Я цепляюсь пальцами за цепь между наручниками и понимаю, что она обхватывает ножку дивана.

Грейсон вторгается в меня, а все вокруг продолжают спать, даже когда на меня накатывает удовольствие. Мы переступаем новую грань между согласием и чем-то гораздо худшим.

Наверное, я должна решить, нормальны ли его поступки и согласна ли я с ними, но тут его рука скользит вниз и обхватывает мою икру. Он проводит большим пальцем своей руки по шраму в такт его толчкам, которые ускоряются. Он бьет в ту самую точку внутри меня, но не прикасается к клитору, и поэтому я не могу получить свою разрядку.

Я понимаю, что сама позволяю этому происходить. Черт возьми, я действительно сама позволяю ему делать это со мной, и какая-то часть меня возбуждается от осознания. Если бы я хотела, чтобы он остановился, я бы могла закричать сквозь скотч, ведь в комнате полно спящих девушек, но я молчу специально, потому что рациональная часть моего мозга просто отключилась. Причем отключилась давно.

И все же я не могу просто так взять и сдаться ему, поэтому вырываю свою ногу из его рук и ударяю его в грудь коленом.

Грейсон с резким выдохом падает назад на свои руки, и когда мои глаза приспосабливаются к темноте, я отчетливо вижу его улыбку.

Приподнимаясь и принимая сидячее положение, я злобно смотрю на него, но он лишь качает головой и затем снова бросается на меня.

На этот раз все происходит отнюдь не беззвучно. Вырвавшееся из моего рта хриплое дыхание эхом отдается в моих ушах и кажется не менее громким, чем вопль боли, который издает он, столкнувшись с моим коленом. Оно врезается в его живот, а затем я локтем попадаю ему в горло. Грейсон хватает меня за подбородок, поворачивая голову в сторону, и срывает с губ клейкую ленту.

– Кричи! – приказывает он, но его голос не громче шепота. – Кричи, Ви. Если ты не мокрая и не возбужденная от того, что происходит, то, черт возьми, просто скажи «стоп». Это твой шанс.

Я смотрю на него, облизывая губы, но продолжаю молчать и принимаю позу эмбриона. Он снова заклеивает мне рот скотчем и, нависая сверху, трахает все быстрее в погоне за своей разрядкой.

Вскоре ему становится этого недостаточно. Грейсону не нравится мое согласие, поэтому он снова наклоняется и перекрывает мне дыхание.

Мои глаза застилают слезы. А перед тем как он позволяет мне сделать вдох, я снова вижу белые пятна.

Он повторяет это снова и снова, пока я не превращаюсь под ним в дрожащее нечто. Но после нескольких минут пыток, которые кажутся мне вечностью, он наконец касается рукой моего клитора.

Моя разрядка не занимает много времени, и я не могу отделаться от мысли, какой же жалкой я стала. Я настолько напряжена, что ему достаточно прикоснуться ко мне несколько раз, дабы я распалась на части.

Когда я кончаю, он входит в меня резким толчком, и мои мышцы, сжимающиеся вокруг его члена, провоцируют его на собственный оргазм. Грейсон стискивает зубы и изливается в меня, а затем мы оба замираем, потому что слышим чей-то зевок.

Я вслушиваюсь в тишину, стараясь уловить замедленное дыхание девушек, и, слава богу, каждая из них погружена в сон.

Грейсон выходит из меня, но этот звук получается слишком громким, так же, как и мое дыхание, когда он ложится на меня всем своим весом и расстегивает наручники.

– В следующий раз, когда ты не ответишь на мое сообщение, я повторю эту маленькую игру, но позабочусь о том, чтобы это увидел кто-то еще. Мне нравится, когда ты сопротивляешься мне, Ви. – Грейсон встречается со мной взглядом и, несмотря на то, что он все еще ведет себя со мной холодно, понимаю, что какая-то часть льда растаяла.

А мне хочется, чтобы он горел.

– Завтра утром, в десять часов, у нас с тобой встреча, – говорит Грейсон, глядя на меня. – С публицистом. Помни о своем соглашении и помни, что мой отец может сделать с тобой.