Дарители. Книга 3. Игра мудрецов - Екатерина Соболь

Генри потер лицо. Он вдруг вспомнил женщину с большим животом, которую они послали, видимо, как раз в одну из этих деревень. А Эдвард тем временем перевернул лист бумаги: всю другую его сторону занимала карта Разноцветных скал. По краям были четыре жирные точки: деревня Петера и три другие, – и еще две, едва заметные.

– Но вот что самое интересное: на самом деле деревень шесть. Почему о двух он не упомянул? – Эдвард показал на две бледные точки на карте, которые и правда были расположены совсем близко к остальным. – Потому что он о них либо не знает, либо отчего-то не может туда добраться. Они не попадают на прямую, вдоль которой он может наносить удар.

И он нарисовал через четыре жирные точки две линии, пересекающиеся в центре.

– Есть такая шахматная фигура, называется «шут». В старинных книгах ее иногда называли «слон», но поскольку это слово вообще ничего не значит, название не прижилось. Так вот, шут может двигаться только по диагонали от того места, где стоит. Ясно, к чему я веду?

Все покачали головами.

– Когда лютая тварь уничтожит несколько городов или деревень вокруг того места, которое ее породило, ее связь с местом обрывается. С этого момента тварь входит в полную силу, может идти, куда хочет, и будет убивать, пока ее не остановят, – это знали и до нас. Но никто не знал, по какому принципу тварь вначале выбирает, какие деревни уничтожить. А ведь все просто: пока тварь не вошла в силу, ее ходы ограничены, как у шахматного шута. Она может напасть только на то, что лежит от нее по диагонали. Наш Зверь, к примеру, может дойти до четырех деревень, включая знакомое нам Подгорье. Он просто не видит, что поблизости есть еще две, потому что они не попадают в область его ходов. Но, уничтожив все на диагоналях или убив белого рыцаря, наш злобный шут становится как всесильный шахматный ферзь, и может ходить, куда захочет. А вот теперь самое интересное. – Эдвард бросил кусок угля на стол и торжествующе улыбнулся. – Как думаете, что может находиться в точке пересечения диагоналей?

– Логово, – выдохнул Генри.

– За всю историю только несколько раз людям удавалось отыскать несметные сокровища, хранимые лютой тварью. – Улыбка Эдварда поползла к ушам. – А ведь это было бы так просто.

– Но почему никто не догадался сравнить все карты нападений? – спросил Генри, чувствуя, что и сам начинает улыбаться.

– Самое разумное объяснение в том, что им Зверь не приносил ответ на блюдечке. Я в детстве обожал разглядывать карту королевства и вчера весь вечер думал: «Я же помню, что на карте вокруг тех скал шесть деревень, с чего он решил пощадить две из них?» Но мне больше нравится другое объяснение: у предков в распоряжении не было моего острейшего ума.

– Зверь сказал, ему нужны сутки на то, чтобы прийти в себя. – Генри хлопнул Эдварда по плечу, показывая, что впечатлен. – Если мы сможем попасть вот сюда до вечера, если упросим Алфорда помочь нам еще разок, то нападем на Зверя прямо в логове, и я найду цве… Мы найдем его сокровища.

– Есть одна проблема: я плохо сражаюсь левой рукой, тебе нельзя драться, чтобы ты сам не превратился неизвестно во что, а Лотту я в качестве убийцы чудовища не рассматриваю, – проворчал Эдвард. – Остается надеяться, что меч, который любезный хозяин, надеюсь, одолжит нам, нанесет чудовищу смертельную рану, даже если я просто отхвачу ему коготь на задней лапе.

Генри повернулся к отцу. Тот улыбался, как положено любезному хозяину, но Генри всю свою жизнь изучал одно-единственное лицо и легко различал на нем выражения. Отец злился, что не ему в голову пришла эта идея. Он терпеть не мог, когда кто-то другой оказывался умнее его.

– Думаю, лучше всего будет, если я пойду с вами и сам убью Зверя, – спокойно сказал отец, кое-как взяв себя в руки. – Я хорошо обращаюсь с мечом.

И тут Эдвард сделал то, чего в присутствии отца делать было нельзя. Он презрительно фыркнул.

– Я очень благодарен вам за помощь, и вы наверняка хороший охотник, но где вам было научиться искусству обращения с мечом? Эти знания хранят только во дворце. Думаю, что справлюсь сам.

Отец едва заметно поморщился.

– Уверяю вас, юноша, я вполне способен держать в руках меч. Могу показать, – с легким раздражением сказал он. – Пройдемте во двор. Если вы победите меня левой рукой, сможете победить и Зверя, а я тогда, пожалуй, останусь дома.

Эдвард тут же пошел на улицу с таким надменным видом, что Генри едва за голову не схватился, но молча двинулся следом. Когда в лесу два медведя хотят померяться силой, третьему лучше не лезть. Он чувствовал, что Лотта идет рядом, положив руку ему на локоть, но не мог сосредоточиться на этом прикосновении. То, что отец собрался идти с ними, вызывало у Генри такой ворох противоречивых чувств, что шея взмокла. Конечно, о таком союзнике в борьбе со Зверем можно только мечтать, но что, если отец врал? Что, если отец предаст его? Что, если…

Он сел на скамейку, рассеянно сжимая пальцы Лотты, которая тихо поглаживала его ладонь. Отец вынес на улицу два меча: тот, что Эдвард таскал за собой все путешествие, отдал ему, второй взял себе.

– Это тот самый? – благоговейно спросил Эдвард, глядя на меч.

Освальд коротко взглянул на Генри и кивнул.

Бой был таким жалким, что Генри даже смотреть не хотел. Ему не нравилось, с каким удовольствием отец раз за разом выбивал меч у Эдварда из рук. Мысленно он умолял Эдварда прекратить, но тот упрямо поднимал оружие, пока отец коротким выпадом не оцарапал ему шею.

– К вопросу о том, достаточно ли легкой раны, нанесенной этим мечом: не знаю. С тех пор как он был выкован, им воспользовались дважды, и оба раза побежденным пробили грудную клетку, – будничным тоном сообщил отец, опустив меч. – Но есть немалая вероятность, что хватит и царапины, так что теперь вы, молодой человек, скорее всего, умрете.

В глазах у Эдварда мелькнул ужас, и Генри вмешался. Он не любил жестокие шутки.

– Это не тот меч, а обычный, – сказал он. – Отец хотел тебя проучить. Показать, что высокомерие однажды тебя прикончит.

Эдвард вытер лоб и сглотнул.

– Не сердитесь, юноша, – мирно проговорил отец. – Думаю, теперь мы установили, что чудовище одолею я. Вас, Эдвард, оно убьет за полминуты, а ты, Генри, действительно не сможешь сдержаться. Разрушитель, видя опасность, использует огонь. Это инстинкт – как у рыси выпустить когти. Так что вы втроем с юной леди будете наслаждаться зрелищем битвы и убедитесь, что не зря взяли меня с собой. А теперь, думаю, пора в путь. Алфорд нам не нужен – он не будет помогать… – Отец с трудом проглотил слово «мне» и сказал: – второй раз. Это же он перенес вас сюда? Больше некому. В общем, ждите здесь, пойду оденусь.

Он скрылся в доме, а Эдвард хмуро подошел к скамейке.

– Твой отец знает Алфорда и обращается с мечом так, как и во дворце никто не умеет, – пробормотал он. – У него богатый дом и прекрасная библиотека. Скажи мне прямо сейчас, Генри, кто он такой?