Правила игры в любовь - Ева Ночь

Случилось. Конечно, случилось.

— Где ты? — спрашиваю. — Я не живу сейчас в общежитии. Давай встретимся. И со мной всё хорошо, правда.

Лео смотрит, приподняв бровь, словно говорит: я же предупреждал. В линии его губ и подбородка я чувствую упрямство и, наверное, злость. Но он молчит. Давит паузой, и я понимаю: даёт мне право высказаться.

— Я не могла сказать ему по телефону. Это неправильно. И непорядочно. Саша… хороший. Но ты был прав, да. Нам всегда приходится при выборе обижать людей, делать больно.

— Душ, кофе и поехали, Эль, — командует Лео, не глядя на меня. — Давай, а я пока переоденусь. Что? — оборачивается он, потому что я безмолвно стою и не пытаюсь бежать, сломя голову, чтобы исполнять его приказы. — Или ты думала, я отпущу тебя одну?

— Не злись, — прошу я его почти шёпотом. — И я не собиралась никуда отправляться одна. Просто дай слово, что не будешь вмешиваться.

Лео достаёт рубашку из шкафа. Я вижу его профиль — чёткий и до боли родной.

— Лезть в драку точно не буду. Разве что он попросит или спровоцирует. Не бойся, Тань. Я постараюсь пережить твоего Ландау. А теперь иди, ладно?

И я тихонько выскользнула за дверь. Прислонилась спиной к ней, перевела дух, тряхнула головой. Да. Нужен душ и кофе — Лео прав. Тогда, возможно, в голове прояснится, и я смогу придумать правильные слова для Ландау.

Лео

Он злился и ревновал. До бешенства, до белых точек перед глазами, но приходилось изображать из себя невозмутимого мачо, которому плевать, зачем и почему его Эль собирается встречаться с женихом, который (а он на это очень надеялся) уже сегодня получит приставку «экс».

Его так и подмывало спросить: почему я, Эль? Почему не он? Потому что ты испугалась, а его не оказалось под рукой? Оказался я, старина Лео, которого ты знаешь сто лет и которому отдала право быть первым?

Он старше, мудрее, опытнее? Может, поэтому?

Буквально несколько минут назад ему казалось, что между ними что-то особенное зарождается, правильное, очень важное. И этот прекрасный миг спугнул простой телефонный звонок.

— Я тебя не отдам, слышишь? — проговорил вслух, застёгивая рубашку на все пуговицы. — Не сейчас, когда нашёл. Никогда, — поправляет он сам себя и осторожно бьётся головой о шкаф, понимая, что разговаривать с собой — это что-то новое и непонятное. Ни одна девушка не вызывала в нём такую бурю эмоций.

Лео вошёл в кухню, словно ничего не случилось. Таня, пританцовывая, варила кофе. Не терпится, спешит, — смотрел он с неодобрением на её суетливые движения, и ничего не мог поделать с раздражением, что разрывало грудь на части.

— Поехали, Эль, — сказал он, поднимаясь. Перед ним осталась сиротливо стоять нетронутая чашка с ароматным кофе. Чем быстрее всё это закончится, тем легче ему станет дышать.

А ещё он позвонил и вызвал охрану. На всякий случай. Пусть лучше будут рядом. Особенно сейчас, когда Кракен вышел на охоту.

Кракен, который исчез загадочным образом из города, где его пасли круглосуточно его люди.

Но Тане он об этом говорить не стал. Не хотел её пугать ещё больше.



Таня

Настоящее время

Сашка ждал меня возле кофейни. Там, где мы и договорились. Деревья шумят. Ветер пронизывает насквозь. Машины мчатся и сигналят. Обычное утро большого города.

И он — такой высокий и одинокий. Красивый Сашка. Но не мой. Мой Лео мрачно идёт рядом — напряжённый, зубы стиснуты так, что челюсть кажется каменной, лишь нет-нет да мелькнёт желвак.

Ландау оборачивается, словно чувствует моё приближение. Глаза у него темнеют. Ветер треплет чуть длинноватые волосы. Обычно зачёсанные назад, сейчас они неровными прядями падают на высокий лоб.

Мгновение спустя он переводит взгляд на Лео и всё понимает. Он умный, Сашка Ландау. Ему лишние слова не нужны, но я всё же обязана с ним поговорить, рассказать.

— Ты подожди меня, ладно? — глажу я Лео по руке.

Он не возражает, но делает кивок, и я замечаю трёх мушкетёров, что приближаются и становятся стеной за мной.

— Это их работа, — отвечает Лео на мой немой вопрос. — А мне так спокойнее. Я буду знать, что обойдётся без неожиданностей. Насколько это возможно. Никому не доверяю. Буду неподалёку, и то только потому, что ты об этом просишь.

Я его понимаю, наверное. Живо представляю: если бы он пошёл на встречу с другой девушкой, тоже не выпустила бы Лёньку из поля зрения. И мучилась бы: какие слова он говорит сопернице? О чём они беседуют? Поэтому объясняюсь в двух словах:

— Я скажу ему, что мы вместе. Просто попрошу прощения. Саша… хороший. И заслуживает откровенного разговора.

У Лео губы превращаются в ниточку — так крепко он сжимает челюсти. Кивает вместо ответа и отходит в сторону. Мушкетёры окружают меня. Моя верная охрана, готовая прикрыть собой.

Может, это и лишнее ранним утром в большом городе, где люди спешат на работу; где вряд ли прячется за углом Кракен. Но пусть три мушкетёра охраняют меня, как какую-то ценность — лишь бы Лео было спокойнее.

Я вижу, как на мою свиту долгим взглядом смотрит Ландау. Троица немного даёт мне пространства, но они всё равно очень близко и услышат всё, что я скажу.

Вздыхаю, заставляя себя расслабиться и абстрагироваться.

— Таня? — у Ландау глаза тёмные, взволнованные, и в груди у меня тоскливо тянет. В его вопросе — всё: сомнение, тревога — искренняя и настоящая. — Он уже здесь, да?

И я вдруг понимаю: Сашка знает. Может, даже больше, чем я.

— Ты прости меня, ладно? — тороплюсь сказать очень важные слова. — Я не играла тобой, и поэтому очень важно для меня поговорить, глядя в глаза, а не трусливо довериться телефону, когда намного проще, но тяжелее для совести. Если бы я могла видеть будущее, то не согласилась бы на договорённость между нашими родителями.

У Ландау чуть смягчаются глаза, из них уходит тьма и появляется свет. Они становятся просто карими, но внутри будто по яркой лампочке горит. Или это в них отражается выглянувшее из-за туч солнце, что наконец-то прогоняет весенний холод и даёт понять: пришло время настоящей весны?..

— Пойдём, — кивает он на двери кофейни, — ты продрогла, а здесь очень холодный ветер. Думаю, он не обидится, — смотрит за мою спину.

Где-то там стоит Лео, и я подавляю в себе желание обернуться, попросить разрешения. Он и так согласился. А значит, несколько минут ничего не изменят. Тем более, мы не останемся по-настоящему одни.

Я делаю шаг. Потом ещё один. Сашка распахивает передо мной тяжёлые дубовые двери. Старые. Или под старину. Кажется, это очень дорогое место, потому что нас сразу же окутывает запах восхитительного кофе, кожи, специй.