Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

– Линне!

Ревна стрелой дернулась вперед, пытаясь дотянуться до нити Узора и связаться с Линне через Стрекозу.

– Возьми себя в руки.

– Я в порядке, – взвилась та, перекрикивая колотившийся между ними в воздухе страх.

– Тогда сбавь скорость, – рявкнула Ревна.

Ее прострелила паника. Стрекоза, даже не подумав притормозить, понеслась еще быстрее и хлюпнула, будто сказав свое последнее слово. Нос аэроплана врезался в облака, в которых они тут же промокли, искры Линне рассыпались яркой вспышкой, будто молния во время грозы.

Длинные металлические пальцы вокруг Ревны разошлись в стороны. Ее пронзил холод и тут же обжег легкие, когда она попыталась сделать вдох. Пилот вдруг перестала ощущать себя частью великой сущности, способной летать среди звезд. Она превратилась в девушку, которая сидит в маленькой кабинке и мчит в небытие – вниз.

– Ревна, что происходит?

Хлюп, хлюп.

Проблема заключалась в следующем: двигатель пытался завестись, но его что-то удерживало. Ревна попыталась схватиться за нить Узора, но промахнулась. Их падение – хвостом вперед – постепенно превращалось в кульбит.

– Ревна! – заорала Линне.

В голове хлестнул ответ: «Жаркие искры! На полную мощность!»

Переспрашивать Линне не стала. Поток ее искр пронесся по аэроплану, разметал лед на пропеллере и ревущем двигателе и ушел в Узор.

На ее груди опять сомкнулась клетка. Ревна потянула за все нити, какие только могла собрать.

Порыв ветра отнес их от гор вглубь занятой эльдами территории. Ревна дрожала. Дрожала и Стрекоза. «Теперь порядок», – сказала она аэроплану, а заодно и себе.

А когда решила, что он в достаточной степени выровнялся, взялась его успокаивать.

– Ну все, все, – прошептала она, похлопывая по пульсирующим пальцам Стрекозы.

Ноздри защекотал запах паленой холстины.

– Ты что, с ней разговариваешь? – спросила Линне.

– Она расстроена.

Она не могла сказать, почему она включила защитный механизм – по собственному почину или же к этому приложил руку аэроплан.

– Наверное, запаниковала, увидев, как взрываются паланкины.

– Ну да, утешать чудовищную летающую машину – это что-то… – проворчала Линне. – Я выстрелила из своей руки полжизни, но это так, ерунда, не обращай внимания.

– И она не такой нытик, как ты, – выпалила Ревна, даже не подумав.

Ее сердце по-прежнему выпрыгивало из груди. Она не могла мыслить ясно. Но если бы Линне ей посочувствовала, она ответила бы тем же.

– Ой, да не пошла бы ты…

Сзади с оглушительным треском что-то грохнуло. На теле Ревны встал дыбом каждый волосок. Ее пронзила острая боль, она почувствовала ярость аэроплана, издавшего мучительный крик. Она схватилась за Узор, стараясь пробиться мыслью сквозь пульсирующую агонию. Они опять пронеслись над загоном для паланкинов, которые пылали месивом машин, пытавшихся воевать с огнем, шрапнелью и друг с другом, в панике не понимая, что происходит. Несколько человек бросились в загон на помощь, но машины будто обезумели. Один паланкин вытянул стальную ногу и ударил солдата так, что тот подлетел на десять метров в воздух.

Когда к Ревне вновь вернулась способность здраво мыслить, они уже летели обратно к Каравельским горам и вскоре юркнули в ущелье – последними из Стрекоз, возвращавшихся на базу.

– Что случилось? – спросила она.

Ее левая рука горела, будто по ней саданули молотком.

– Нас подбили, – сказала Линне.

– Что?

– Нас подбили. Мы летели так медленно и низко, что по нам кто-то открыл огонь. И попал. Вон, посмотри на крыло.

Ревна слегка отвернула, чтобы не врезаться в ближайшую вершину.

– Я тут немножко занята.

Но левое крыло дрожало, будто соглашаясь со словами Линне.

Несмотря на повреждение, полет проходил спокойнее, чем раньше. Частичка подспудного страха оторвалась и сгорела вместе с лагерем эльдов. Странно, но теперь все было иначе.

– Поверить не могу. Если мы взлетаем слишком высоко, мы замерзаем, если опускаемся слишком низко, нас подбивают. – В голосе Линне появились задумчивые нотки. – Да, в нас попали, – снова повторила она.

И в этот момент Ревна поняла, что изменилось. Они больше не дергались, не становились на дыбы с каждым вдохом и выдохом, и в их движение больше не вплеталась тревога Линне.

– В нас попали. До сих пор не верится.

Она замолчала. Но Стрекоза подхватила это ее ощущение, многократно усиливая его и дополняя.

А Линне ничего не заметила.

* * *

Когда они вернулись на базу, первой их ринулась встречать Магдалена. Она подбежала к аэроплану, запрыгнула на крыло, обняла Ревну за плечи с радостным смехом, который утешил и девушку, и летательный аппарат. Ее лицо расплывалось в широкой улыбке.

– В стане врага невообразимая паника. Эльды поднимают по тревоге свой воздушный флот. Тамара хочет, чтобы вашей следующей целью стали тыловые склады. Любые – продуктовые или с амуницией.

– Да мы их в клочья порвем, – сказала Линне, отключая двигатель.

Магдалена вспомнила о Линне, и ее улыбка поблекла.

– Ага, – сказала она, – порвите их. Я сейчас загружу боекомплект. Потом нужно будет поговорить с Олей, у нее есть какие-то вопросы.

Она повернулась и тут же умчалась прочь.

Из-за них в воздух подняли целую армию. Одиннадцать крошечных аэропланчиков, выполнивших свое первое боевое задание, вызвали в стане врага панику.

«Мы ведь и в самом деле способны на все». Эта мысль расцвела в ее душе. И пусть Гесовец теперь злословит о них, сколько хочет.

Рядом с кабиной возникла Оля – далеко не такая радостная, как Магдалена. Из-под ее вязаной шапочки торчали коротко стриженные волосы, на лбу было размазано машинное масло. На лице застыла почти незаметная, раздраженная улыбка – уголки губ напряженно вытянулись вверх. Она стояла, похлопывая по ладони гаечным ключом.

– Что у вас было с двигателем?

– Замерз, – объяснила Ревна.

У Оли гневно раздулись ноздри, словно пилот специально заморозила мотор Стрекозы.

– Это же глупо! Пропеллер покоробился, но, может, я смогу что-нибудь сделать. Да не мельтеши ты искрами, когда я здесь! – сказала она Линне.

– Они сами из меня брызжут, – ответила та.

Ревна повернулась и посмотрела на нее. Линне была бледна как смерть, под глазами образовались отечные мешки. Она массировала себе предплечье. У края закатанного рукава буквально на глазах проступил красный рубец.