Трое в Долине - Юрий Никитин

Олег шумно вздохнул. Счастье так близко, так возможно, аннет: то мир надо спасать, то человечество...

Село осталось позади, впереди темнел лес, а сбоку дорогиземля шла холмиками, одинаковыми, на многих росла либо рябина, либо калина, агде березки и терновники, и Олег сразу видел, кто погиб своей смертью, ктонаглой, кто умер от болезни, кто похоронен рядом с любимым, где закопаныбайстрюки...

Мрак присмотрелся:

— Таргитай, чего над тобой все мухи вьются?

Таргитай неожиданно понял, обиделся:

— Ты сам это самое...

— Да нет, — сказал Мрак, защищаясь, — это я так, забочусь.Вонь, правда, знакомая, но это может быть не от тебя, ты прав... а от твоихпортков.

— Грубый ты, Мрак. Ты сам зря всю ночь с упыренком... Вонкакой бледный, невыспаный.

— Горе только рака красит. А я не рак.

Таргитай посмотрел задумчиво:

— А знаешь, если смотреть вот отсюда... Нет, лучше отсюда. Утебя кожа как у рака!

— Что, — сказал Мрак с горделивым удовольствием, — такаяпрочная?

— Нет, серая, — ответил Таргитай простодушно. — А когда тымылся?.. Ага, помню, мы ж совсем недавно под дождь попали! Мне снилось что-тосмешное, когда вы с упыренком общались. Я спал на лавке у окна, а вы там назавалинке... Я чуть животик не надорвал! Только ты говорил непонятно, а он ещенепонятнее, а ты отвечал и вовсе непонятно... Олег, не знаешь, о чем они так?

Олег всматривался в деревья, что вырастали, на стволах всюдулибо лечебная чага, либо целебные наросты, либо горькие, но лечащие листья, иот Таргитая отмахнулся, как от назойливой мухи:

— Какая-нибудь пакость. Что-нибудь вроде повязки, чтосползает как-то странно...

Он прибавил шаг, не желая разговаривать, Таргитай снедоумением повернулся к Мраку:

— Чего это он? Какая-то повязка...

Мрак вздохнул:

— Да так... Сам не рад. Он упорный, как баран в новых яслях.Будет колотиться... Хорошо, если только лоб разобьет, а если вдруг поймет? Илихуже того: решит, что понял? Сам начнет... тогда хоть топись, хоть вешайся: этож будет занудятина хуже, чем он сам.

Еще за десяток саженей от деревьев ощутили прохладу изглубин леса, а когда вступили в тень, плечи сами приподнялись, грудь жаднохватила свежего воздуха, настоянного на смолистых шишках, горьких травах,пахнущей смоле.

Олег приостановился, глаза пытливо уперлись в оборотня:

— И что тебе сказал упыренок?

Мрак ухмыльнулся:

— Сказал... как раз для тебя. Придется помахать крылышками.

Он не сбавил шага, даже наддал, изгоям пришлось почти бежатьследом. Таргитай сказал радостно:

— Я люблю, когда Олег летает! Он такой противный, такойстрашный, такой уродливый, что просто... красивый. Не, даже прекрасный.

Мрак хмыкнул:

— Как это?

— Это... — Таргитай начал было объяснять суть прекрасного,но Олег зло прервал:

— Мрак, не отвлекайся на дурня. А то и в тебе уже что-тоэдакое... Что сказал подменыш?

— В лесу буянит чертов дятел. Да не просто, а с зеленойголовой. Если знаешь, что это такое, скажи.

Олег впал в такую задумчивость, что дважды натыкался надеревья. Наконец догнал обоих, сказал нерешительно:

— Я слыхивал от Боромира, что в старину был такой дятел, чтоесли клюнет какое дерево, то оно сразу засыхает... Голова зеленая, такогозаметить в лесу труднее. Я думал, что их уже не осталось.

— На нашу голову все остается.

Таргитай снова вмешался:

— А при чем тут дятел, если нам нужны упыри?

— Если деревья сохнут, — сказал Олег с неохотой, — то иболота высыхают. Значит, я должен сверху высматривать этого дятла?

Деревья расступились, пахнуло бодрящей сыростью. Небольшаялесная речушка пробиралась через дремучий лес, проскальзывала под упавшими стволами,что устроились просто по-царски: комель с торчащими корнями на одном берегу,вершинка на другом, одни ветви смотрят в небо, другие взбивают пену в быстрыхструях.

За пару сот саженей речка сумела разлиться на просторе, ноеще дальше ее снова стиснуло в узких берегах, а деревья опускали ветви в воду собеих сторон, почти перегородив от берега до берега.

— Малый привал, — распорядился Мрак. — Я пока пройдусь вдольберега. Что-то тревожно мне...

— Тогда может я? — предложил Таргитай. — Мне ничего нетревожно.

— Тебе спинку потрудить не хочется, — уличил Мрак. — Олег,ты последи, а то он бог, ты — волхв, а свиней кому пасти, оборотню?.. Так я вамнапасу!

— Прослежу, — пообещал Олег зловеще. — Он еще и огоньразведет! Потому что боги к огню ближе, чем волхвы. И мясо разогреет, потомучто еда — дело священное.

Уходя, Мрак слышал, как волхв перечислял бедному богу егообязанности. Выходило, что бог должен делать все на свете, но скорее всего,Олег просто страшился, что Таргитай быстро управится с хворостом и достанетиз-за пазухи родимую. Говорит, новую песню сложил, жаждет побахвалиться, а длянего, человека рассудка, любые песни, что подло обращаются напрямую к глупому,но сильному сердцу, минуя мудрую голову — верх предательства и коварства.

Берег был пологим, река с этой стороны превратилась почти вболото, заросла кувшинками, на полет стрелы от берега воду покрывала зеленаяряска, крохотные зеленые листочки усеяли воду так густо, что воды почти невидать, только если какая рыба вскинется за комаром, поверхность чутьколыхнется, и видно, что под зеленью все же вода.

Широкие мясистые листья кувшинок лежали величаво, недвижимо,как приклеенные, почти на каждом по крупной лягушке. Огромные, с раздутымибоками, все дремали под косыми лучами, одна вяло стрекотнула, устыдилась ипоплотнее прижалась белым брюхом к зеленому ворсистому листу, от которого такхорошо пахнет влагой.

Мрак уже решил вернуться, как вдруг за явором шагах в десятипочудилось движение. Замедлил шаг, пошел неслышно, готовый как к схватке, таки... к лютой схватке.

По ту сторона явора, прислонившись к стволу, сидела молодаядевушка, почти подросток. Длинные светлые волосы, перехваченные лентой, падалина обнаженную спину, а на голове пламенел венок из ярко-красных цветов. Еедлинные стройные ноги по щиколотку прятались в цветке кувшинки, огромном, каксобачья миска, даже как корытце для свиненка. На нее и край болота падалагустая тень, листья двигались, и по воде и берегу словно бы двигались солнечныекружева.