Трофей императора - Алина Углицкая

Роннар протянул руку, и коленопреклоненный ньорд вложил в его ладонь серебряный тубус.

С равнодушием каменной статуи Роннар сломал печать и развернул лист бумаги. Ни один мускул не дрогнул на его застывшем лице, пока он читал послание. Потом так же равнодушно смял его в кулаке и бросил в камин.

Бумага, упав на уголья, тут же вспыхнула и превратилась в горсть пепла.

Фаэрн настороженно наблюдал за действиями Владыки.

Последние несколько дней Роннар провел, закрывшись в лаборатории и пытаясь призвать амулет. Тот самый, что собственными руками надел на шею принцессе в злосчастный вечер перед Балом.

Но все его попытки ни к чему не привели. Только сделали правителя еще более хмурым.

И все же он не собирался сдаваться.

Сегодня вечером, по личному распоряжению императора, в Ирриген должен прибыть тот самый маг, что когда-то давно сделал защитный амулет для льеры Танарис. Если он не сможет отыскать пропавшую принцессу, то не сможет никто.

- Фабиан подписал отречение от престола, - пояснил Роннар без малейших эмоций. Все его мысли были заняты встречей с магом. Он надеялся, что тот сможет заставить амулет откликнуться и указать свое местоположение.

- А принцессы?

- Принцессы готовятся к постригу в монастырь.

- И ты так спокойно об этом говоришь? - Рубиновый скрипнул зубами. – Неужели ничего нельзя сделать?

Роннар продолжал смотреть на пламя в камине. Даже не обернулся. Только плечи его напряглись, будто слова друга задели его за живое.

- Можно, - произнес он глухо. – Вторгнуться в Этрурию и забрать власть в свои руки. Но это будет нарушением Договора о мире, который подписали наши предки пятьсот лет назад. Я не хочу развязывать новую войну между людьми и драконами. Хватит той, что мы уже пережили.

- Гхарровы яйца! – выругался Фаэрн. – Пять дев! Целых пять невинных дев, в которых нуждаются наши братья, пропадут в застенках монастыря этрурской богини.

Искреннее возмущение в его голосе заставило Роннара обернуться. Владыка хмуро уставился на побратима.

- Почему тебя это так тревожит?

- Не люблю, когда бездарно растрачивают ресурсы! Мы нуждаемся в человеческих девах.

- Мы? Или ты?

- Мы. И я. – Он немного смутился, но тут же вскинул голову. - Да, мне не нравится, что красивые, юные девы пополнят собой ряды вечно скорбящих монашек!

Роннар прищурился, разглядывая товарища.

- Что-то я не припомню за тобой такого интереса к девственницам. Кажется, ты говорил, что женитьба не для тебя. Что изменилось?

- Ты как всегда проницателен, брат, - проворчал Фаэрн. – От тебя ничего не скроешь. Да, я не планировал в ближайшие годы обзаводиться гнездом. Но теперь, когда отца нет… Мать очень тяжело переносит утрату. Ей нужен кто-то, о ком бы она могла заботиться. Если бы я привел в дом жену, ее жизнь снова наполнилась бы смыслом. И она уже не раз намекала на внуков…

- Следующий Бал Невест только через десять лет.

- Я знаю. Но если бы ты позволил принцессам вернуться в Ламаррию в качестве…

Роннар оборвал его жестом.

- Нет, это исключено. Я не стану насильно вмешиваться в политику другого государства. Как монарх, Феликс поступает мудро, спеша заточить племянниц в монастырь. Если они выйдут замуж, их мужья могут представлять для него угрозу…

Внезапная мысль, рожденная этими словами, заставила Роннара замолчать. Он осекся на полуслове, чувствуя, как запоздалое понимание охватывает его.

Феликс.

Почему он сразу не подумал о нем? Ведь это же ясно, как день! Герцог Тилезский единственный человек в Этрурии, кому был не выгоден брак любой из принцесс. И теперь, избавляясь от племянниц, он избавляется от возможных претендентов на трон.

Может ли он быть замешан в том, что случилось здесь?

Вполне.

Но опять же, нужны неоспоримые доказательства. Нельзя обвинять в преступлении на основании домыслов и собственных подозрений. Особенно если подозреваемый – подданный другого государства. Особенно, если этот подданный сам вот-вот станет монархом.

Это может дать начало новой войне. А Роннар даже сейчас не желал бессмысленных смертей. Слишком дорого пришлось заплатить его роду за нынешний мир.

Фаэрн заметил, как изменилось лицо Владыки. Тот вдруг побледнел, его черты заострились, зрачки резко расширились. Он словно увидел что-то, что поразило его в самое сердце.

- Рон? – Рубиновый приподнялся, готовый в любую секунду вскочить и броситься на помощь правителю.

- Иди, - перебил император, произнося слова так, будто они давались ему с трудом. – Ты свободен.

Фаэрн недоуменно моргнул.

- Прости?

- Ты. Свободен.

Это было сказано таким тоном, что Фаэрн не рискнул переспрашивать.

Потеряв альхайру, император Ламаррии стал просто не предсказуем. Резкие вспышки гнева, во время которых он крушил стены замка, сменялись периодами полнейшего равнодушия без всякой причины. Он то закрывался на сутки у себя в кабинете и неотрывно смотрел на огонь, то седлал анкра и улетал далеко в горы, где воздух разряжен и пахнет озоном. То безоружный шел в загоны к диким инкардам, пытаясь в схватке с ними вернуть утраченный душевный покой.

И никто не мог угадать, в каком настроении он вернется. Но все твердо знали: перечить нельзя.

А потому, безропотно поклонившись, Фаэрн поспешил покинуть кабинет.

***

Едва за его спиной захлопнулась дверь, как Роннар разжал челюсти, сведенные судорогой. И позволил воздуху с тяжелым свистом выйти из легких. А потом сунул левую руку в огонь.

Сработал инстинкт. Кожу мгновенно покрыла алмазная чешуя. Но лишь на секунду.

Всего на одну жалкую секунду Роннар смог пробудить своего дракона. Но не смог удержать.

Через миг чешуя растворилась, слившись с кожей, и огонь охватил человеческую плоть.

Но боли не было.

Он перестал ее чувствовать, когда потерял половину себя. Теперь единственным чувством, единственной эмоцией, которая заставляла его ощущать себя живым, была ярость.

Зарычав, Роннар схватил в кулак горсть горящих углей.

- Ну же, давай!

Костяшки пальцев на долю мгновения покрылись чешуйками. Но эта доля была так ничтожна!

Он стиснул кулак сильнее, чувствуя, как крошатся угли. А потом раскрыл ладонь. Горячий пепел просочился сквозь пальцы ему под ноги.

Несколько секунд Роннар бездумно смотрел на серую пыльную лужицу. А потом, издав дикий рев, нанес удар по каминной полке, вымещая на ней свой гнев.

Полка, выполненная из цельного куска гранита, лопнула, будто стекло. Каменные осколки глубоко впились в кожу ладони. Кажется, даже хрустнула кость…