А&В. Бабочка - Tais

садиста, а теперь собственноручно ее обрывает. «Тогда он все-таки меня убил». Действительно, он нанес рану, что не смогла затянуться. Он сломал его, его волю, превратив в послушный пугливый скот. Но стоит ли сейчас рассуждать об этом, в последние секунды своей жизни? Полчаса он просто лежал, смотря в потолок, прокручивая свою жизнь в голове. Как мало он успел сделать за свою жизнь, как много времени потратил впустую. Особенно грустно, что после его смерти ничего не останется. Одно облегчение — его смерть мало кому причинит боль. Пострадает только Яго. «Но он переживет» — с легкой ухмылкой подумал он. — «Ему будет лучше без меня». Он взял в руки телефон и набрал короткое сообщение: «Прости, ты не виноват» и отправил. Захотелось спать, глаза начали слипаться. «Может, стоит кому-то сказать о Дэннисе? Что он убийца?». Но на этот вопрос пришел незамедлительный ответ, что не стоит. Конечно, ему больше не надо бояться его, мертвому боли не причинишь. Но ведь он оставляет Яго в этом мире, и не может рисковать его жизнью. Он способен убить, теперь это ясно как день, и в качестве мести может наложить свои лапы на дорогого ему человека. Разве он может обречь Яго на такую же жизнь как у него? Пусть хоть он радуется жизни. Лилит уже не поможешь, а чувство вины в могиле не побеспокоит. Потому все правильно. «Надо было рассказать сразу, когда это случилось. Она бы тогда была жива» — пронеслось в голове за секунду до того, как он закрыл глаза навсегда.

Второй человек — ее родная сестра Оливия. На следующий день после пропажи сестры она, наконец, выписалась из больницы. Перелом успешно сросся, рана на голове тоже затянулась. С Лилит они договорились в день выписки закатить вечеринку и отпраздновать, и Оливия очень ждала этого дня. Но празднику не суждено было свершиться. Вместо него были поиски сестры, а потом похороны. Когда гроб погружали в могилу, в отличие от остальных собравшихся она не плакала. В ее душе были лишь сожаление, что она не знает, кто это сделал с ее сестрой, и ненависть, что осушала любые слезы, вытесняя скорбь. «Я найду эту тварь». Найдет и отплатит ему за все ее страдания, за боль и ужас, что пережила сестра, за слезы родителей у могилы их дочери. И не существует в этом мире того, что может ее остановить. Ни закону, ни морали, ни правилам это не под силу.

Третий человек, что сожалел по-особенному, был Новак. Тогда он импульсивно нахамил Дэну впервые в своей жизни. Никогда раньше он не находил в себе смелости сделать это, но в тот день слишком уж сильно он был расстроен. Расставание с Эндрю и предательство Дэнниса, именно так он расценил его отказ в помощи, слишком давили на него. Он изрезался весь, сильнее чем когда-либо, и был настолько подавлен, что не отдавал отчета своим действиям, словно его телом управлял не он, а кто-то другой. Но прошло два дня и ему стало легче, все стало возвращаться в норму и родилось сожаление. Дэн попросил его о помощи, а он грубо отказал. Пусть Дэн себя ведет так, но он не должен ему уподобляться. Если он считает себя его другом, он обязан был помочь, но вместо этого сделал то, что сделал. Ирония была в том, что он не способен был понять последствия и глубину своего поступка. Откуда ему было знать, что один единственный его отказ приведет к череде убийств? Потому сожаление у него было небольшое, мизерное по сравнению со всеми остальными чувствами, что он переживает. Где-то в глубине души он считал, что поступил тогда с Дэном абсолютно правильно.

Последний сожалеющий, о ком стоит сказать, был сам Дэн. Он отрицал сожаление. Разве он должен сожалеть, что прикончил шлюху? Нет, конечно. Его настоящие реальные чувства вошли в резкое противоречие с той позицией, что он выбрал. Он поступил правильно, а о правильных поступках не сожалеют, а все, что он себе ранее надумал о теплых чувствах и любви к этой девушке, не более чем чистейший бред. Однако, сколько бы раз он не проговаривал это в своей голове, страдал он не меньше, чем кто-либо еще.

Вакуум

Три дня он провел в бреду. Вернувшись домой в ту ночь, мокрый, покрытый грязью, с запутанными в волосах и одежде водорослями и бог еще знает с чем, он, не раздеваясь, завалился на кровать родителей. В нос ударил запах ее тела, ее духов, сладкий и приятный. Он зарылся носом в этот запах и моментально заснул. Сон был тревожный, на грани с бредом. То и дело он просыпался в поту с мокрыми от слез щеками, но тут же сознание вновь покидало его, погружая в сон. Сны были разные, но все как один ужасали. То ему снилось, как он сваливается в озеро, а она, обвив его руками, с жуткой улыбкой уволакивает на дно. То снилось, что все это было лишь дурным сном, он открывает глаза, рядом сладко дремлет она, за окном их лето, пахнущее цветущей сиренью, он прижимается к ней, целует. Что может быть хуже, чем проснуться в этот момент, вернуться в эту мерзкую реальность? А еще были сны, как она убивает его. И как к нему в квартиру вламываются полицейские и вяжут его. И много-много других вариантов, не застрявших в памяти. Иногда он просыпался и даже вставал с постели, бродил бесцельно словно призрак. Подойдет к окну, посмотрит на улицу. Каждая проходящая девушка будет казаться ему Лилит, а каждый мужчина — полицейским. Потом уснет вновь. В следующий раз вскочит с постели, спешно начнет уборку. «Улики, улики, улики…». Закинет белье в стиралку, возьмет мокрую тряпку и размажет уже присохшее кровавое пятно по обоям в коридоре, но, вдруг почувствовав резкую усталость, ляжет обратно на кровать и отключится. И опять жуткие, душащие сны о ней. И через какое-то время, счет которому он уже давно потерял, вновь возвращался в свой персональный прижизненный ад.

На третье утро он проснулся и ничего не почувствовал. Внутри не было ничего. Никаких эмоций, переживаний, страхов и мыслей. Тишина. Полная и абсолютная. Пустота. Вакуум. Будто он уже умер. Обнаружив себя на постели, в провонявшей тухлой водой комнате, он медленно поднялся с кровати и побрел в ванну, смыл с себя уже присохшую грязь и закинул в стиральную машинку свою одежду и постельное белье.

В зеркале