Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

— Питер, — сказала она, и голос ее прервался: онаположила руку на его тощее плечо. — Мне стыдно, что ты плачешь. Да развеможно обращать на них внимание! Ведь они всего лишь янки, проклятые янки!

— Но они говорили при мне, точно я мул и человеческихслов не понимаю, точно я какой африканец и не знаю, о чем они толкуют, —сказал Питер, шумно шмыгнув носом. — И они обозвали меня ниггером, а меняеще ни один белый не называл ниггером, да еще обозвали вашим старым псом исказали, что ниггерам доверять нельзя! Это мне-то нельзя доверять! Да ведькогда старый полковник умирал, что он сказал мне? «Слушай, Питер! Приглядывайза моими детьми. И позаботься о нашей мисс Питтипэт, — сказал он, —потому как ума у нее не больше, чем у кузнечика». И разве плохо я о нейзаботился столько лет…

— Сам архангел Гавриил не мог бы о ней лучшезаботиться, — стремясь успокоить его, сказала Скарлетт. — Мы быпросто пропали без тебя.

— Да уж, мэм, премного благодарен вам, мэм. Я-то этознаю, и вы знаете, а вот янки не знают и знать не хотят. Ну, чего они нос внаши дела-то суют, мисс Скарлетт? Они же не понимают нас, конфедератов.Скарлетт промолчала, ибо ею все еще владел гнев, который она не смогла излитьна женщин-янки. Так, в молчании, они, и поехали дальше домой. Питер пересталшмыгать носом, зато его нижняя губа начала вытягиваться, пока не опустиласьчуть не до подбородка. Теперь, когда первая обида немного поутихла, в нем сталонарастать возмущение.

А Скарлетт подумала: какие чертовски странные люди эти янки!Те женщины, видно, считали, что раз дядюшка Питер черный, значит, у него нетушей, чтобы слышать, и нет чувств, столь же легко ранимых, как у них самих.ЯнКи не знают, что с неграми надо обращаться мягко, как с детьми, надонаставлять их, хвалить, баловать, журить. Не понимают они негров, как непонимают и отношений между неграми и их бывшими хозяевами. А ведь они веливойну за то, чтобы освободить негров. Теперь же, освободив, не желают иметь сними ничего общего — разве что используют их, чтобы держать в страхе южан. Онине любят негров, не верят им, не понимают их, и, однако же, именно они кричат отом, что южане не умеют с ними обращаться.

Не доверять черным! Да Скарлетт доверяла им куда больше, чеммногим белым, и, уж конечно, больше, чем любому янки. У негров столькопреданности, столько бескорыстия, столько любви — никаким кнутом этого из нихне выбьешь, никакими деньгами не купишь. Скарлетт вспомнила о горстке верныхслуг, которые остались с ней в Таре, когда в любую минуту могли нагрянуть янки,хотя никто не мешал им удрать или присоединиться к войскам и вести привольнуюжизнь. Но они остались с ней.

Скарлетт вспомнила о Дилси, собиравшей хлопок в полях вместес ней; о Порке, рисковавшем жизнью, залезая в соседские курятники, чтобынакормить их семью; о Мамушке, ездившей с ней в Атланту, чтобы уберечь ее отбеды. Она вспомнила о слугах своих соседей, которые оставались дома, оберегаясвоих хозяек, пока мужчины сражались на фронте, и как они бежали с хозяевами,терпя все ужасы войны, выхаживали раненых, хоронили мертвых, утешалипострадавших, трудились, клянчили, воровали, чтобы в господском доме на столевсегда была еда. Даже сейчас, несмотря на все чудеса, обещанные Бюро вольныхлюдей, они не уходили от своих хозяев и трудились куда больше, чем когда-либо вовремена рабства. Но янки не понимают этого и никогда не поймут.

— А ведь именно они сделали тебя свободным, —громко произнесла она.

— Нет, мэм! Они меня свободным не сделали. Я бы в жизнине позволил этакой падали делать меня свободным, — возмущенно произнесПитер. — Все равно я принадлежу мисс Питти, и, когда помру, она похоронитменя на семейном кладбище Гамильтонов, где у меня есть место… Да уж, моя мисскрепко рассердится, когда я расскажу ей, как вы позволили этим женам янокоскорблять меня.

— Ничего я им не позволяла! — от удивленияневольно повысила голос Скарлетт.

— Нет, позволили, мисс Скарлетт, — сказал Питер,еще дальше выпячивая губу. — Ни вам, ни мне нечего было останавливаться сэтими янками, чтобы они оскорбляли меня. Не беседовали бы вы с ними, они и неназвали бы меня мулом или африканцем. И не защищали вы меня тоже.

— Как это не защищала! — воскликнула Скарлетт,глубоко уязвленная его словами. — Разве я не сказала им, что ты — членнашей семьи?

— Какая же это защита? Вы просто сказали правду, —заявил Питер. — Мисс Скарлетт, не должны вы иметь дело с янками, нечеговам с ними знаться. Никакая другая леди так себя не ведет. Мисс Питти, кпримеру, даже своих маленьких туфелек об такую падаль не вытерла бы. Нет, непонравится ей, когда я расскажу, что они про меня говорили.

Осуждение Питера Скарлетт восприняла болезненнее, чем все,что говорили Фрэнк, или тетя Питти, или соседи, — ей это было настольконеприятно, что захотелось схватить старого негра и трясти до тех пор, пока егобеззубые десны не застучат друг о друга. Питер сказал правду, но ей неприятнобыло слышать это от негра, да к тому же от своего, домашнего. Когда уж и слугинедостаточно высокого о тебе мнения — большего оскорбления для южанина нельзя ипридумать.

— Старый пес! — буркнул Питер. — Я так думаю,мисс Питти больше не захочет, чтобы я после этого вас возил. Нет, мэм!

— Тетя Питти захочет, чтобы ты возил меняпо-прежнему, — решительно заявила Скарлетт, — так что давай не будембольше об этом говорить.

— Со спиной у меня худо, — мрачно предупредил ееПитер. — Так она как раз сейчас болит, что я едва сижу. Л моя мисс незахочет, чтоб я разъезжал по городу, когда мне так худо… Мисс Скарлетт, ничегохорошего не будет, ежели вы с янками и со всякой белой нечистью поладите, а близкиеот вас отвернутся.

Вывод был очень точный, и Скарлетт, хоть все еще и кипела отярости, умолкла. Да, победители одобряли ее и ее семью, а соседи — нет. Оназнала все, что говорили о ней в городе. А теперь вот и Питер ее не одобряет —даже не хочет, чтоб его видели с ней. Это уж была последняя капля.

До сих пор ей было безразлично общественное мнение, она необращала на него внимания и даже относилась к нему с легким презрением. Нослова Питера разожгли в ее душе горькую обиду, вызвали желание обороняться, породилинеприязнь к соседям — совсем как к янки.

«Ну, что им до того, как я поступаю? — подумалаона. — Они, должно быть, думают, что мне нравится общаться с янки иработать, как рабыне. Мне и так тяжело, а они делают для меня жизнь ещетяжелее. Но мне плевать на то, что они думают. Я не позволю себе обращать наэто внимание. Я просто не могу сейчас обращать на это внимание. Но наступитдень, наступит день…» Да, такой день наступит! И тогда ее мир перестанет бытьзыбким, тогда она сядет, сложит ручки на коленях и будет вести себя какнастоящая леди, какой была Эллин. Она снова станет беспомощной и нуждающейся взащите, как и положено быть леди, и тогда все будут ее одобрять. Ах, какою ледидо кончиков ногтей она станет, когда у нее опять появятся деньги! Тогда онасможет быть доброй и мягкой, какой была Эллин, и будет печься о других и думатьо соблюдении приличий. И страх не будет преследовать ее день и ночь, и жизньпотечет мирно, неспешно. И у нее будет время играть с детьми и проверять, какони отвечают уроки. Будут долгие теплые вечера, когда к ней будут приезжатьдругие дамы, и под шуршание нижних юбок из тафты и ритмичное потрескиваниевееров из пальмовых листьев им будут подавать чай, и вкусные сандвичи, ипироги, и они часами будут неторопливо вести беседу. И она будет доброй ко всемнесчастным, будет носить корзинки с едой беднякам, суп и желе — больным и«прогуливать» обделенных судьбой в своей красивой коляске. Она станет леди повсем законам Юга — такой, какой была ее мать. И тогда все будут любить ее, каклюбили Эллин, и будут говорить, какая она самоотверженная, и будут называть ее«Благодетельница»!