Homo cinematographicus, modus visualis - Лев Александрович Наумов

Сервантес, а скорее – Робер де Борон, Гартман фон Ауэ, Вальтер Мап, Вольфрам фон Эшенбах – классик, продолжающий традицию, дополняющий ее свежими деталями и персонажами, тем самым давая ей новую жизнь. Впрочем, быть может, наиболее точна аналогия с таинственным Кретьеном де Труа, в самом имени которого слышится то ли оксюморон, то ли парадокс, то ли шарада: «Христианин из (языческой) Трои».

Палиндром о палиндроме

Хорхе Луис Борхес – писатель, о котором невозможно не думать при просмотре обсуждаемого фильма – в рассказе «Сад расходящихся тропок» заметил, что единственное слово, недопустимое в шараде с разгадкой «шахматы» – это «шахматы». Потому, казалось бы, палиндром не должен явно «звучать» в картине, ведь одна из ее то ли лейттем, то ли разгадок заключается именно во взгляде на мир, как на перевертыш. Однако с палиндромом зритель сталкивается сразу, уже в тот момент, когда легкомысленно читает название на афише.

Принимая во внимание семантическую сложность случая, следует признать, что «Довод» – редкий пример удачного перевода названия фильма. Впрочем, с тем же успехом «Tenet» можно было перевести как «Десятьтясед». Числительное, притаившееся внутри слова, имеет особое значение: ровно столько минут длится финальная операция в Стальске-12, столько времени просит главный герой для аудиенции с Санджеем Сингхом… Единственное, что неясно: почему захват киевской оперы имеет иную протяженность. В данном случае десятиминутная длительность в очередной раз замкнула бы картину в кольцо. Это было бы крайне логично.

Есть право на существование и у совсем уж изощренного варианта «Ьтесеть». Но «трудности перевода» всегда одни и те же: в другом языке не подобрать эквивалент, включающий в себя всю семантическую махину оригинала. Невольно вспоминается русская вокабула «тенета», но тут подкузьмили женский род и несчастная буква «Е».

В центр своего произведения Нолан, человек классической культуры, поместил слова, являющиеся не просто палиндромом, а квинтэссенцией этого понятия. Едва ли не каждая серьезная энциклопедическая статья, посвященная перевертышам, приводит в качестве примера латинский текст: «SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS», записываемый обычно в виде квадрата пять на пять букв, поскольку его можно читать в любом направлении. Так что упоминавшийся квадрат три на три – троица троиц – лишь копия в миниатюре.

Археологи находили эту древнюю надпись в Великобритании, Италии, Сирии, Венгрии, Египте, Франции, Австрии и других уголках планеты. Очевидно, когда-то она была распространена значительно шире, но большинство экземпляров не сохранилось. Самый старый из обнаруженных образов сейчас можно посмотреть в Помпеях. Обсуждаемый палиндром будто связывает воедино весь мир, равно как это делает картина «Довод», снимавшаяся во множестве стран, о чем мы еще поговорим.

Текст перевертыша приходится записывать заглавными буквами, поскольку семантика слов неоднозначна, и вопрос о том, есть ли среди них имена собственные, открывает огромное пространство для дискуссии. Тем не менее его можно попытаться перевести. Обычно вокабулу «sator» трактуют как «сеятель». Слово «arepo» является самым таинственным, поскольку более нигде в латинской письменности не встречается. Нельзя исключать, что оно было выдумано специально для корректного завершения палиндрома, как, например, последняя вокабула в известной фразе: «Наука умеет много гитик». Также оно может оказаться именем египетского происхождения, восходящим чуть ли не к эллинистическому богу изобилия Серапису. Заметим, что подобная «специализация» прекрасно согласуется с профессией сеятеля. С другой стороны, есть шансы, что «arepo» является формой глагола «arrepo» – «ползти». «Tenet» значит «держать» или «управлять», «opera» – «работа», а «rotas» – «плуг», «колеса» или «маршрут», «траектория». Последовательность слов принято переводить так: «Сеятель Арепо с трудом удерживает/управляет плугом/телегой». Однако все было бы не по-нолановски просто, если бы разговор о трактовке загадочной надписи можно было бы на этом закончить.

«Второй акт» обсуждения начнем с того, что в наиболее древних версиях палиндрома первая вокабула стоит в конце, а последняя – в начале, то есть: «ROTAS AREPO TENET OPERA SATOR». Иными словами, не человек удерживает плуг, а наоборот. Субъект воли теряется, возникает столь востребованная Ноланом тема то ли предопределенности, то ли неразрывной связи: маршрут управляет сеятелем в той же мере, траектория борозды определяет бытие.

Перевертыш позволяет помещать себя в любой культурный контекст. Христианские богословы отыскали в нем слова «PATER NOSTER» – «Отче наш». Римского бога Сатурна язычники часто именовали Сатором. Наконец, один монах в бесконечной перестановке букв сложил анаграмму: «PETRO ET REO PATET ROSA SARONA» – «Нарцисс Саронский еще открыт для Петра, хоть он и виновен». Здесь достаточно вспомнить реплику: «Я нарцисс Саронский, лилия долин», – которую в разных источниках произносят царь Соломон или Христос, после чего «третий акт» разговора о смысле текста станет едва ли не бесконечным. Впрочем, даже им обсуждение не исчерпается[131].

У тех читателей, кто не видел фильм, или посмотрел его невнимательно, может возникнуть вопрос: какое отношение все сказанное имеет к «Доводу»? Дело в том, что упомянутый палиндром Нолан тонким слоем «размазывает» по всему сюжету. Сатор – фамилия русского олигарха Андрея, а также его жены Кэт и их сына, который, заметим, вовсе не случайно отправляется на экскурсию именно в Помпеи. Арепо и здесь представляет наибольшую загадку: так зовут не появляющегося на экране художника, написавшего копию картины Гойи, ставшую пассивным двигателем сюжета. Из разговора протагониста с Кэт создается впечатление, будто живописец – едва ли не мифический персонаж, ведь он не способен ни ходить, ни говорить… Вновь – то ли человек, то ли бог, то ли глагол (то есть действие, операция). Впрочем, быть может, все гораздо проще: Сатор покалечил его, узнав о подделке. На это намекает сама Кэт: когда протагонист просит ее позвонить ему, она говорит, что герой не сможет ответить.

«Тенет» или «довод» – название современного фильма, оказавшееся в центре дохристианского перевертыша. Слово, «открывающее двери» и образующее центральный крест в квадрате палиндрома. Опера – киевская, но сыграл ее таллиннский горхолл – место проведения операции, с которой начинается лента. Наконец, «Ротас» – строительная компания, имеющая логотип в виде пятиугольника, намекающий на пятикомпонентную структуру. Именно упомянутая организация, по всей видимости, принадлежащая Андрею Сатору, построила сеть фрипортов. В этом отношении мир Нолана гармоничен и продуман настолько, что в нем сеятель владеет плугом.

«И увидел, что это хорошо»

Попытки объединить художественные универсумы всех картин режиссера в цельную пространственно-временную структуру вряд ли увенчаются успехом, но есть одно свойство, которое в работах Нолана присутствует всегда. Миры его фильмов – это царства культуры и порядка. Все по уму, по причине, по принципу, все «вследствие» и «ради». Есть определенные цели и четкие направления. Если перед героем в нужный момент возникает пустой автомобиль с предопределенным в навигаторе путем следования, здесь это не кажется