Имидж старой девы - Елена Арсеньева

Судя по табличке на кармане халата, дежурного врача –рыжего, волосатого и добродушного увальня – зовут Сергей Иванович Ромулик.Табличка была новенькая, блестящая, ламинированная, а халат старый,застиранный. Сейчас таких и не носят – у врачей все больше зеленоватые робы. Нов этой окраинной больничке, похоже, не скоро еще переоденутся – не раньше чемсменят линолеум, от которого остались только разрозненные островки на облезломполу, или заново выкрасят окна с хлопьями старой краски на потрескавшихся рамах.В ординаторской, где Бергер разговаривал с Ромуликом, беспрестанно раздавалоськакое-то шуршанье и попискиванье из шкафа, в котором хранились историиболезней. Вполне возможно, это были мыши. Ну, о тараканах, которые задумчивозависали то на стенах, то на потолке, просто не стоит упоминать. Это быложуткое, трудно вообразимое место, с холодными батареями, щелястыми окнами, изкоторых немилосердно дуло. Какое-то КПЗ, а не учреждение, где, теоретически,должны людей лечить!

Никакого понятия об отделениях – хирургии, терапии, ну, там,урологии, что ли, здесь не было: в палатах лежали со всеми хворями подряд;правда, мужские палаты находились на одном этаже, женские – на другом. Спасибои на том!

Впрочем, для бомжеватых больных с переломанными конечностями,обострениями застарелых язв и «профессиональными» пневмониями это былороскошное место, что-то вроде санатория. Вид у них был всем довольный,безропотный, даже какой-то благостный. Возмущался условиями только раненыйСалтанов – тот самый, подстреленный проститутками. Доктор Ромулик доверительносообщил Бергеру, что с удовольствием избавился бы от скандального пациента и,пользуясь своими связями, перевел бы его в другую больницу, однако – тут онскромно опустил свои очень зеленые, очень яркие, хоть и немало заплывшие глазки– это платная услуга. А поскольку Салтанова не только подстрелили, но иобчистили, ему платить нечем и приходится всецело зависеть от милосердия именноэтого лечебного заведения.

– Странно, почему же он не сообщит каким-нибудь своим знакомым,родственникам о том, в какое положение попал? – удивился Бергер.

– Да он же не местный, – пояснил Ромулик. – Прописка у негокраснодарская, а вообще откуда он – черт его знает. Может, родни и нет, а чтодо друзей – у таких ведь не друзья, а подельники. Выйдет на них – и заложитневзначай. Небось не похвалят! Вот и приходится терпеть. Ну ничего, на нем всекак на собаке заживает, – сообщил добрый доктор с явным сожалением. – Неделичерез две сможем выписать. Пускай на зоне долечивается, экспортер поганый!

Бергер задумчиво поглядел на доктора. Нет, его не удивилоозлобление последнего – род деятельности Салтанова был уже всем известен, и этоне добавило ему ни популярности среди однопалатников (так и хочется сказать –сокамерников!), ни сочувствия медперсонала. Настораживало другое. Своенедоумение, хорошенько подумав, Бергер облачил в форму следующего вопроса:

– Но если вы готовы выписать человека с недолеченнымиогнестрельными ранениями, почему до сих пор держите человека, у которого нетничего, кроме синяков? Я имею в виду того парня, которого нашли на рельсах.

Зеленые глаза Ромулика как-то вдруг выцвели и сталитуповато-серыми.

– Так ведь у него амнезия! – внушительно проговорил доктор.– Я не могу выгнать на улицу человека, который ничего не помнит, даже как егозовут.

То, что Ромулик валял ваньку, стало бы понятно инепрофессионалу. А Бергер все же был им. Но он задал еще один вопрос:

– А не лучше ли в таком случае перевести его всоответствующее лечебное учреждение? Где занимаются именно проблемами амнезии?Или тут дело тоже в том, что он не может оплатить эту услугу?

Доктор только хмыкнул, но ничего не ответил. Но стал смотретьне на Бергера, а на шкаф, где мыши знакомились с документацией.

– Но тогда, – продолжил Бергер, – логично было бы сообщить вмилицию об этом случае. Возможно, удалось бы установить его имя и адрес,родственники забрали бы его и заплатили вам.

– Ну, деньги – это еще не все, – сообщил доктор шуршащемушкафу.

– А почему, кстати, вы не сообщили в милицию о том, где и вкаком состоянии этот человек был найден? – дожимал Бергер.

– А что тут такого? – Глаза доктора, вновь вернувшиеся кБергеру, стали вовсе бесцветными. – Привезли пьяного, который уснул на рельсах.Это ведь не уголовное преступление! Его даже не «Скорая» доставила. Привез тотже вагоновожатый, под трамвай которого он чуть не угодил. Вы же видели, у настут остановка в пятидесяти метрах. Так что трамвайщику было по пути.

– А почему этот «трамвайщик», как вы говорите, сам не вызвал«Скорую»? – продолжал допытываться Бергер.

– А как он вам ее вызовет? – буркнул Ромулик. – Вы можетепредставить себе хоть один телефон-автомат на окраине Автозаводского района? Яимею в виду, работающий автомат!

Бергер не мог.

– А скажите… – проговорил вдруг Ромулик, бросая на неговзгляд исподлобья, и Бергер заметил, что глаза его снова налились пронзительнойзеленью. – Скажите, это правда, что в вашем бюро гарантируют клиентаманонимность?

Доктор почти слово в слово повторил вопрос, который не далеекак вчера задала Бергеру его приятельница, и тот, понятно, насторожился:

– Ну да. А что?

– То есть вы не следуете общепринятому принципу «Падающеготолкни»?

Бергер несколько раз растерянно моргнул, потом покачалголовой:

– Нет…

– Ну вот и я тоже – нет, – усмехнулся Ромулик. – А есликлятва Гиппократа сплошь и рядом вступает в противоречие с законами общества, ккоторому я принадлежу, то это проблемы общества. А не мои и тем более – неГиппократа! Так что, будете говорить с нашим пациентом, учитывая его… амнезию?

– За этим я и пришел, – кивнул Бергер.

– Тогда ждите. Я вам его приведу.

Бергер подошел к облезлому окну, на котором сиял неземнойкрасотою буйно-розовый «ванька мокрый», цветок из его детства, и задумчивопосмотрел на улицу. Убогая больничка была с трех сторон окружена необычайнокрасивой березовой рощицей. Ветер шало трепал зеленые березовые косы свплетенными в них золотыми осенними лентами.