Обратный отсчет: Равнина - Токацин

Вепуат кивнул.

— Я не собирался его калечить. Не знаю, что там тебе померещилось, — пробормотал он. — Но — интересная ксенофауна, верно? Любопытные свойства.

Гедимин покачал головой.

— Не нравится мне симбиоз неизвестно с чем. Как животное может управлять чужой регенерацией? Ты, биолог, такое видел?

— Я так себе биолог, — отозвался Вепуат. — Без образования. А бывает всякое. Я пойду, наверное, в барак. Присмотрю за филком — вдруг ему станет хуже.

27 день Льда, месяц Кислоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген — Сфен Огня

На стенах бункера за ночь выступил иней. Гедимин старался не дышать в сторону зеркал — их моментально затягивало испариной. Реактор заглушили ещё с вечера. Вентиляция гоняла внутри корпуса по кругу прогретый воздух. Этого пока хватало — жидкость в термометре не замёрзла.

Когда у входа в туннель оглушительно заскрежетало и завизжало, Гедимин бросился на помощь. Вдвоём сарматы крышку сдвинули — она не примёрзла, только слегка заиндевела по краям. Айзек быстро шмыгнул внутрь, жестом велел вернуть камень на место, шумно выдохнул и ухмыльнулся.

— А тут тепло! Пойдёшь наружу — респиратор закрой. А твой термометр льдом не разорвёт?

— Не должно, — отозвался Гедимин. Выходить наружу не хотелось — тут, у реактора, он был занят хоть чем-то осмысленным. Снаружи осмысленное занятие найти было труднее.

Стоило шагнуть на гравий — камень завизжал под ногой, — мелкие ледяные кристаллы облепили каждый обломок и крошились с громким треском, больше похожим на пронзительные вопли. «Минус шестьдесят» — сверился Гедимин с термометром, оглядываясь по сторонам. Лагерь накрыла мёртвая тишина.

Все здания, кроме барака филков, были закрыты наглухо; филкам оставили для вентиляции четыре приоткрытых лючка, и через них наружу просачивался свет. Внутри, если верить сигма-сканеру, температура держалась на уровне плюс двадцати пяти. Все спали, свернувшись в войлочных коконах и закопавшись в подстилки, только проснувшийся комендант пересчитывал запасы мыла. Считал он мерными трубками — полыми стеблями речной травы; их было четыре — на целый объём, на половину и на четверть. Гедимин, проследив за его манипуляциями, еле слышно хмыкнул. «Надо будет подарить ему весы. Вот закончим опыты…»

Он сделал несколько шагов по визжащему гравию — мимо ангаров, мимо бронехода, к разобранному лагерю. От шатров остались кольцевидные фундаменты, волокуши исчезли, где-то под слоем гравия лежали, сохраняя тепло, тягловые животные. Гедимин задумался было о том, как у них не вымерзают лёгкие, но вспомнил, что он не биолог и ничего умного не надумает.

Больше смотреть было не на что — разве что на небо в угловатых узорах, синих и чёрных по серебристому фону. Кто-то, не боящийся холода, «подвесил» на нём голограмму — маленькую красноватую луну, обгрызенную с края. Смотрелась она тут на редкость нелепо.

…На улице Гедимин пробыл дольше, чем собирался, — и, стоило войти в шлюзовую камеру, весь скафандр покрылся сперва инеем, а потом и водой. Кое-как отряхнувшись, сармат выбрался в лабораторный отсек.

— Видел? — Вепуат, обернувшись, кивнул на экран передатчика. — Я тут собрал все данные с дронов. Так и знал — все сойдутся к стекляшкам!

Гедимин заглянул в экран. Под сканирующим лучом был лабораторный шатёр, и знакомые очертания предметов то и дело исчезали за полосами характерной ряби. По шатру и вокруг него бродила несканируемая ксенофауна.

— Вот они где были, — пробормотал Гедимин, вспомнив вчерашний день и затвердевшую темноту. — Сколько их тут?

— Трудно сосчитать — их же не различишь, — ответил Вепуат. — Одновременно — пятеро-шестеро… а, вот немного седьмого. Нос или пальцы, скорее всего. Когда они движутся, даже силуэта не видно. А было бы любопытно — посмотреть на них, когда они… не очень дохлые.

Он перелистывал кадры записи, тыкая пальцем в каждый сместившийся предмет на столе. Гедимин думал о Сэта. От них на «сканах» оставались хотя бы силуэты. Икси под лучом превращались в бесформенную рябь.

— Ага! — Вепуат остановил промотку. Посреди кадра застыла широкая несимметричная кисть с двумя отстоящими пальцами. В них существо держало ножку стеклянной чаши. Остальные три пальца — толстые, с единственным суставом — заканчивались короткими широкими лезвиями. Существо держало их на отлёте, странно сложив кисть пополам, будто два пальца-захвата и три «клинка» были разными частями тела и соединялись в одну ладонь лишь формально.

— И вот эта чашка вечером стояла по-другому, — добавил Вепуат, перелистывая кадр. — Ага, вот он её ставит… и всё опять размыло. Не любят Икси быть на виду…

— Ничего себе когти, — пробормотал Гедимин, вспоминая исполосованный скафандр. — Это явно не для лазания по деревьям.

— Но и в добычу их не воткнёшь, — качнул головой Вепуат. — Это для скользящего удара. Оборонительное приспособление падальщика?

Гедимин, пожав плечами, полез под стол. Его странные твари и их биология занимали мало — пока не лезли к реактору. «Наполню тигель, и пусть плавится. Сделаю опоки… Значит, сто граммов, килограмм и десять килограммов. Десять граммов — делать или ни к чему? Ладно, сделаю. Может, в лаборатории пригодится.»

Не прошло и получаса возни с опоками, как Вепуат отложил передатчик и заглянул через плечо.

— Что тут у тебя? — он с любопытством смотрел на фигурные выемки в форме радиационного «трилистника». — Священный символ?

Гедимин поморщился.

— Сделаю гири. Из металла. Надоели камни. Форма — древняя, с ушком для захвата.

— Ядро Сатурна! — выдохнул Вепуат, радостно фыркнув. — Куэннский эталон веса? Что взял за основу?

— Килограмм, разумеется, — сердито ответил Гедимин, вспомнив свои попытки разобраться в местных системах весов. — Со своими традициями пусть аборигены маются. Килограмм, сто граммов, десять граммов. Мельче, думаю, ни к чему. До точной химии тут ещё тысячи лет. Десять килограммов сделаю. Это пригодится.

— Ядро Сатурна, — повторил Вепуат, глядя на него с непонятным восхищением. — Тебе помочь? Может, грузить чего или держать?

— Сиди тихо, — буркнул Гедимин, недовольно щурясь. «Ничего. На станции весы в любом случае пригодятся.