Кино для взрослых - Евгений Новицкий

Тотчас вошла Валя. Прислонилась к стене и протянула руку. Я вложил в нее сигарету. Она вставила ее в рот и наклонилась. Я щелкнул зажигалкой и поднес ей.

– Можешь сесть мне на колени, – предложил я.

Она села и выдохнула мне дым прямо в лицо. Это немедленно подействовало на меня определенным образом.

Вернее, не это. А просто то, что она рядом. Ее близость. Ее нежная кожа. Ее аромат.

Я бросил сигарету в раковину, впился губами в Валину грудь – и полез ей рукой в трусики…

Она вновь проявила самую похвальную отзывчивость.

В наших с Валей отношениях наконец наступила какая-то идиллия. Почти такая же, как в лучшие мои дни, проведенные с Варей…

Одна только разница – в Варю я был страстно влюблен, любил ее больше жизни, ежесекундно обожал, восхищался и восторгался ею… С Валей не так. Я чувствую к ней многое, но не то, что чувствовал к Варе. И совсем не в такой степени. Быть может, полюбить с такой силой возможно только раз в жизни – и поэтому…

Самое главное: это убедительнее чего бы то ни было доказывает, что Валя – не Варя. Можно не верить своим глазам, но нельзя не верить своему сердцу…

Ужасная, признаться, фраза. Если б я услышал такое в фильме, закричал бы на весь зал: «Осторожно, пошлость!»

Так называлась дебютная короткометражка моего доброго приятеля Климова. Блестящее название, кстати.

Осторожно, Валя! Почему-то иногда мне хочется… пусть не прокричать, но прошептать эти слова. Не потому что я считаю Валю пошлой. Нет, ничего такого в ней нет. Но есть что-то… что-то неуловимо отталкивающее. Пусть и в самой малой степени. И это чувствуется даже в те моменты, когда она максимально (для себя) добра и ласкова…

Зато, воспользовавшись ее затянувшимся хорошим настроением, я погрузился в работу. Мне нравилось снимать Валю. Не так, как Варю, конечно, но… Но в особо удачные моменты я, чего греха таить, вновь начинал путать их. И вновь забывал, что моя актриса умерла – и теперь я снимаю ее дублершу…

Вера смирилась с тем, что в фильме все-таки будет играть Валя.

После устроенного Валей самовольного перерыва в съемках я сначала пришел на работу один. Позволил своей сожительнице подольше поспать после бурной ночи.

Увидев издали Веру, я поморщился. Сейчас подбежит и вновь начнет предлагать кого ни попадя… А если б я был с Валей, может, и не посмела бы.

Однако я быстро понял, что Вера пребывает в некой озадаченности. Что ж, надо этим воспользоваться.

Она подошла ко мне и негромко, точно доверяя государственную тайну, заговорила:

– Ты как-то спрашивал про Ларису Кадочникову, так вот…

– Про кого? – перебил я, искренне удивившись.

– Ну как же, – удивилась и Вера, – это ведь Маричка из «Теней забытых предков».

– Ах да, – неохотно вспомнил я давний разговор. Чего доброго, Вера уже притащила ее сюда. Хотя нет, она ведь озадачена. А когда Вера озадачена, это значит, что ей что-то не удалось…

– Так вот, Кадочникову не получится снять, – подтвердила Вера мои ожидания.

– Да что ты! – изобразил я огорчение.

– Да, она сейчас в Киеве снимается. Пидорку играет.

– Кого? – поразился я.

– Это же из Гоголя, – укоризненно посмотрела на меня Вера. – «Вечер накануне Ивана Купала». Уж такие-то вещи можно знать.

– Каюсь, – повинился я, – запамятовал.

– В общем, это главная роль – и очень не скоро актриса, как ты понимаешь, освободится. Тем более фильм наверняка постановочно сложный…

– Только не надо мне расхваливать продукцию довженковской студии, – пресек я Верины излияния.

– А что такого? – возмутилась Вера. – В Киеве снимают очень хорошие фильмы. Это только для тебя «Довженко» – какой-то жупел…

– Не только для меня, уж поверь, – усмехнулся я.

– «Тени забытых предков» тоже ведь на «Довженко» сняты, – напомнила Вера.

– Ну так это Параджанов, – протянул я. – Единственный приличный украинский режиссер. Тем более что он вообще-то армянин.

– Так «Ивана Купалу» снимает Ильенко! – загорелась Вера. – Который был оператором у Параджанова!

– Когда оператор становится режиссером, ничего, кроме катастрофы, не выходит, – безжалостно заметил я. – Сам Урусевский на этом погорел.

Зря я опять начал кинематографический спор с Верой. Сейчас мы оба увлечемся, наговорим друг другу… Но она так просто уже не остановится – а значит, и я.

– «Бег иноходца» – замечательное кино, – упрямо высказалась Вера.

– Еще скажи, что Айтматов – замечательный писатель, – скривился я.

– И скажу, – твердо молвила Вера.

– А вот мне куда интереснее было бы посмотреть просто «Бег». По действительно хорошему писателю Булгакову. Гайдай вроде хотел экранизировать эту пьесу, но ему не дали…

– И не дадут, – довольно констатировала Вера. Она питала неизменное пренебрежение к нашим мосфильмовским комедиографам, которыми я восхищался. – «Бег» уже разрешили снимать Алову и Наумову. Хотя я, например, этого не одобряю.

– Я тоже не одобряю этого дуэта, – сказал я, прекрасно понимая, что Вера имела в виду другое. – Единственное, что у них можно было смотреть – это «Скверный анекдот».

– Ну, конечно, ты ведь только неодобренные фильмы можешь смотреть без содрогания.

– Как ты деликатно выразилась – «неодобренные». Почему бы не сказать прямо – «запрещенные»?

– Это слишком громко, – заявила Вера. – Если фильм по своему художественному уровню признан негодным для широкого проката, то… незачем говорить, что его запретили! Это создает ненужную славу творцам малохудожественных фильмов.

Я усмехнулся:

– «Маловысокохудожественных», как сказал бы Зощенко… Вера, ты серьезно так считаешь? То, что ты говоришь?

– А ты разве не согласен, что некоторые фильмы не стоит выпускать в прокат?

– Если рассматривать их с художественной стороны, то, может, и не стоит. Но по идеологическим причинам…

– А вот я бы и по идеологическим не допускала! – все больше распалялась Вера. – Вот у нас сейчас Ташков снимает для телевидения «Адъютант его превосходительства». Слышал об этом?

– Так, краем уха.

– Значит, ты не в курсе. Там же идет просто сплошное обеление белогвардейщины!

Тут уж я не выдержал и расхохотался:

– Вера, ты чудо! Тебе бы, конечно, хотелось увидеть окраснение белогвардейцев?

– Ты прекрасно меня понял, – раздраженно отмахнулась Вера.