Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

Дальстроем. На обширном тайном складе продуктов и товаров, предназначавшихся истощенным, замерзающим заключенным, нашли более 8500 килограммов мяса, 1600 килограммов хлеба, валенки, теплую одежду, деревянные башмаки и телогрейки[559].

Кражи наиболее распространенного и простого типа происходили в столовых. Нарком торговли Любимов указывал на массовые нарушения правил торговли, обвешивание покупателей и завышение цен уже в июне 1942 года[560]. В одной заводской столовой в Омске повара воровали в больших количествах муку, рис и сливочное масло из «остатков». Рабочим доставались порции, весившие значительно меньше установленной нормы: например, котлеты с заявленной массой 110 граммов весили всего 75 граммов[561]. В столовых рабочих нередко обвешивали и при выдаче хлеба. Проверка на танковом заводе № 200 в Челябинске показала, что куски, которые должны были весить 400 граммов, весили всего 300 граммов. Порции рыбы весили 30 граммов вместо 45 граммов. С течением времени обвешивание приводило к серьезным убыткам: за три зимних месяца 1941–1942 года с авиационного завода № 19 в Молотове пропало более трех тонна хлеба – по-видимому, из‐за воровства тех, кто его нарезал[562]. Весовщики незаметно подкладывали на весы под продукты несколько копеечных монет, чтобы убедить покупателей, что они получили столько, сколько должны были[563]. Повсеместная нехватка измерительных приборов была на руку тем, кто обвешивал. Когда у нарезчиков хлеба не оказывалось подходящих гирь для весов, они часто пользовались копеечными монетами. Во многих столовых порции отмеряли практически на глаз[564]. Когда инспекторы в Приморском крае проверили весы в 215 магазинах и заводских столовых, они обнаружили, что более трети покупателей стали жертвами обвешивания и недодачи продуктов[565].

Карточную систему, несмотря на сложную процедуру распределения, составления списков и получения талонов, тоже легко было обойти[566]. Руководительница ОРСа на заводе № 299 в Кургане крала товары, подделывала документы на выдачу продуктов несуществующим группам сотрудников и даже обманывала счетовода из контрольного бюро. При обыске в ее квартире нашли вороха талонов на сотни килограммов мяса, жиров, сахара, зерна и водки и почти три тысячи продовольственных карточек[567]. Людей ловили на том, что они подделывали хлебные карточки и ордера на получение продуктов или повторно использовали уже погашенные или просроченные талоны[568]. В Молотовской области группа из шестнадцати человек – заведующих магазинами, столовыми, буфетами и даже руководителей рабочих проверочных комиссий – украла почти 3700 килограммов хлеба из запасов, предназначенных для рабочих и городского населения: они сговорились повторно использовать карточки и давали возможность своим протеже получать вдвое больше[569]. Повторно используя талоны, которые следовало погасить или сдать, люди многократно получали продукты, сокращая таким образом количество, достающееся остальным. Чиновники вступали в сговор с продавцами, платя им продуктами или деньгами, чтобы они закрывали глаза на махинации с талонами. Другие воровали продукты, подделывая ордера. В 1943 году чиновники в Ивановской области украли бланки, выписали фальшивые ордера на продукты, которые затем продали на рынке. В Новосибирской области воры в 1943 году украли 13 700 карточек и перепродали их. Кража продовольственных карточек приводила даже к убийству. На иркутском заводе № 38 мастер цеха вломился в квартиру к секретарю парткома, чтобы украсть ключ от заводского сейфа. Он убил секретаря, забрал ключ и унес почти тысячу продовольственных карточек, предназначенных для рабочих[570].

Мошенничество процветало и в типографиях, где печатали карточки. 22 января 1943 года в рамках государственной кампании по борьбе с воровством ГКО усилил контроль над типографиями, но люди продолжали красть печатные формы и литеры, чтобы подделывать карточки. Во Владивостоке художники вместе с директором типографии занимались изготовлением фальшивых карточек, которые затем продавали на рынке по цене до восьмисот рублей за штуку. В Челябинске милиция обнаружила не менее пяти подпольных типографий, печатавших поддельные продовольственные карточки, а в Омске сотрудники местной газеты печатали карточки на редакционном печатном станке и таким образом украли тонну хлеба[571]. Проверка, проведенная на заводе № 26, в одном из районов Башкирии неподалеку от Уфы, показала, что талоны на 200 граммов хлеба были подправлены, так что на них значилось 400 граммов[572]. Мелкие воры крали карточки у рабочих на заводах и в общежитиях. Некоторые обманывали систему, прося выдать им карточки взамен «утерянных», а потом использовали и те и другие либо одни продавали[573].

Соблазну воровства порой поддавались и обычные люди. Совершали они, как правило, мелкие кражи и не ради прибыли или покровительства, а от голода. Рабочие магнитогорских заводов таскали миски и мыло, которых не хватало на всех. Они выносили из цехов кусочки металла, чтобы изготавливать гребни и зажигалки для личного употребления или для обмена[574]. Власти не стремились наказывать рабочих за обычную мелкую кражу. Расследование, проведенное на девяти московских фабриках, выпускавших дорогостоящие потребительские товары, показало, что лишь некоторых рабочих арестовали за воровство. Однако эти цифры не отражали степени распространенности мелких краж. Когда руководители швейной фабрики «Красная оборона» внезапно объявили об обыске всех работников на выходе, на полу образовалась груда лоскутов отделочного материала и ткани, катушек и бобин, ниток и пуговиц – всего, что было востребовано на рынке. Сваленное на полу награбленное добро давало основание предполагать, что каждая смена уносила небольшие трофеи. Но когда обыски начались на прославленной шоколадной фабрике «Красный Октябрь», районный прокурор выступил с резкими возражениями против меры, роняющей, по его словам, достоинство и честь рабочих, и убедил московского прокурора отказаться от нее. Поймав рабочих на воровстве, директора часто отказывались отдавать их под суд, предпочитая самостоятельно наложить на них дисциплинарные взыскания[575].

Анатолий Волин, прокурор РСФСР, вел учет денег и товаров, конфискованных милицией у воров в 1943 году: миллионы рублей, килограммы продуктов, полторы тысячи литров водки и вина, ценности, включая десятки тысяч золотых и серебряных царских монет, золотые часы и часы из простого металла, серебряные изделия, кусочки золота, шубы и другие предметы для личного пользования. Эти вещи показывали, что люди меняли на еду, и демонстрировали пределы возможной прибыли[576]. Чаще всего нечестные доходы получали продуктами или деньгами. У обычных людей нашлось бы не много ценностей, которые можно было бы обменять на краденое. Среди конфискованных вещей оказалось всего 212 золотых часов и 725 часов из простого металла, ведь у обычных людей наручных часов, как правило, не было. Более того, те, кто совершал крупные продовольственные хищения, сталкивались с трудностями, пытаясь обратить полученную прибыль в стабильный капитал. Наличные деньги и запасы продуктов представляли собой ненадежные накопления – были подвержены инфляции