Урочище Пустыня - Юрий Сысков

Савинков. Кстати, именно сегодня, 7 мая, он покончил с собой…

— Дата, однако… Темная, так сказать, память. Это же он сказал — черт меня дернул родиться русским?

— Он. И про «народ-богоносец», который либо раболепствует, либо бунтует, либо кается…

— Либо хлещет беременную бабу по животу, либо решает «мировые» вопросы, либо разводит кур в ворованных фортепиано… Тогда еще было сказано. А как будто о нас сегодняшних. Без конца бросаемся в крайности… Строим и тут же ломаем, не доведя дело до конца… Ну что мы за люди такие! Как будто и не люди мы, а нелюди… — сокрушенно произнес Петрович и поник головой.

«Вот и весь сказ, — думал Садовский, задумчиво глядя на окончательно опьяневшего командира поискового отряда. — То бьем себя пятками в грудь, то расцарапываем лицо и посыпаем голову пеплом. В психологии это называется амбивалентность. Следующая стадия — амбитенденция, расщепление волевого акта. А там и до шизофрении недалеко. Так и живем…»

— Ладно, — очнувшись от мрачных дум, сказал Петрович. — Деревенские нужники и всякие там джакузи мне никогда не нравились. Предпочитаю слияние с природой.

И удалился в заросли. Вслед за ним исчез и Гена. Потом вернулся и со всей серьезностью спросил Садовского:

— А знаешь, почему мирная жизнь у нас никак не строится?

— Почему?

— Потому что мы народ, не вернувшийся с войны.

Сказал — и пошел спать.

С его уходом оживилась Аля, которая с каждый выпитым стаканом становилась все смелее и раскованнее.

— Ой, девочки, чего ж так хочется спать, а не с кем? — сладко потянувшись, певуче произнесла она и красноречиво посмотрела на Садовского. Взгляд ее говорил: вот только предложи мне что-нибудь, кобель. Отошью так, что мама не горюй…

Есть женщины, которых уместнее всего пригласить в театр, ресторан или на художественную выставку. А есть те, кого можно позвать в баню. И только в баню… Поэтому у него и в мыслях не было куда бы то ни было ее приглашать.

— Отчего-то, отчего-то спать охота, спать охота. Отчего же, господа, спать мне хочется всегда! — отозвался Андрей.

— И обстановка располагает, — продолжала подначивать Аля.

Андрей украдкой взглянул на Юлю, которая все теснее прижималась к Садовскому. Вечер был холодный.

— Отчего-то, отчего-то петь охота, петь охота. Отчего же, господа, петь мне хочется всегда!

Он взял в руки гитару и с пафосом произнес:

— Алевтина, станьте моей музой!

На что она незамедлительно ответила:

— Андрей, станьте моим мужем!

— И так во всем, — посетовал он. — Как соединить несоединимое? Музу и мужа, коня и трепетную лань?

Аля обвила его шею руками и вкрадчиво проговорила:

— Спой-ка что-нить, касатик. Сыграй какую-нить музычку. Красивую такую, задушевную.

Андрей покосился на ее бюст и игриво произнес:

— Эх, с такой грудью я бы потетешкался…

Он продолжал заигрывать с Алей, хотя было видно, что сох явно не по ней.

«Может быть, не будь третьего лишнего, что-то и получилось бы у него с Юлькой…», — с сожалением подумал Садовский.

— Я так толком и не научился играть, — сказал, перебирая струны, Андрей. — Одно время, в школе еще, брал уроки гитары. Сначала ходил как положено. Потом перестал ходить. Потом снова пошел. Опять бросил. Потом мать выяснила, что никуда я не ходил, а просто транжирил деньги. На кино, на мороженое. То есть, получается, ходил, но не туда, куда нужно.

— Давай… Эту, белогвардейскую… — попросила Аля.

Сделав проигрыш и выдержав паузу, Андрей негромко запел:

Как я молод был — присягал царю,

Чтоб стояла страна неповерженная.

За Отечество пасть готов в бою

Был я юнкером несдержанным.

И поднялись в год чернедь-мужички

Объявили их разбойниками.

Их давила война, словно семечки

Со святыми вместе угодниками.

Затупил я сталь о мужицкий лоб,

Огрубел душой, стал почти кремень.

Но поставил царь и московский поп

На судьбе моей бел-горюч камень.

Отступали мы и надеялись,

Что Россия вся за нами стоит.

А когда с юнкерами разделались –

Не Арбат за спиной, а Бейсоутер-стрит.

Мне кабак у дороги милее стал

Я вино лью на память зеленое.

Господа, я погоны где принял, там сдал

Вот такая жизнь несмышленая…

Гитара была привычно расстроена, звук плавал, что вполне соответствовало жанру бардовской песни в антураже чернеющего леса и бликов костра, придавая ей недостающую в любых других декорациях достоверность.

— Кто автор? — спросил Садовский, сразу узнавший чуть измененную мелодию и подкорректированный текст. Эту песню написал его друг еще в восьмидесятые. На первом курсе они, как корью или ветрянкой все до одного переболели белогвардейщиной. Почти каждый вечер в казарме под гитарный перезвон четвертые сутки пылали станицы, поручик Голицын раздавал патроны, а корнет Оболенский наливал вино, из рук в руки переходил затертый до дыр самиздатовский «Конь вороной» и раритетные номера «Нивы» времен Первой мировой войны.

— Один парень из «политеха». У нас группа была, я с ним одно время играл…

Садовский не стал оспаривать эту версию. Зачем, если песня ушла в народ и отправилась бродить по свету? Зато как обрадуется его друг, когда узнает, что плоды его песенного творчества не затерялись в училищных курилках. Да и не хотелось портить впечатление, которое пытался произвести на слушательниц Андрей.

Но когда речь идет о женщине — прощай мужская солидарность. Тут каждый сам за себя.

— Прогуляемся? — спросил Садовский.

— Могу порекомендовать тебе свою подругу, — заартачилась Юля.

— Знаешь, есть такое правило бестолковой девочки. Если одна бестолковая девочка рекомендует другую, то вероятность того, что та, другая, окажется толковой, обратно пропорциональна бестолковости первой. Мне хочется побыть с тобой.

— Как может порядочная девушка остаться наедине с незнакомым мужчиной?

— Да, это такой стресс для незнакомого мужчины!

— Ладно, — согласилась она.

— Мы не надолго, — объявила Юля достаточно громко, как бы убеждая своих друзей и прежде всего саму себя в том, что скоро вернется.

— Что нам теперь остается? — вздохнул Андрей, глядя, как они удаляются. — Уткнуться лицом в колени любимой женщины и ждать, когда исчезнут мысли.

— А кто твоя любимая женщина?

— А какой сегодня день недели?

— А какая разница? — изумилась Аля.

— Ладно, — сдался Андрей. — Наливай! А поскольку алкоголь обостряет мою восприимчивость к женской красоте, не премину выпить за присутствующих здесь дам…

— Вообще-то я здесь одна. Дама…

— За тебя! Дама!

— Ой, от такой няшечки прям сердечко млеет… — умилилась Аля.

Между тем, Садовский завел Юлю в самый бурелом и обнял за талию.

— Чувствуется рука опытного специалиста. По женской части… — как-то тревожно, неуверенно хихикнула она.

— О чем ты говоришь… Но я еще помню, что такое женская талия.

— И что же это такое?

— Итак.