Муля, не нервируй... Книга 2 - А. Фонд

и от неожиданности Ложкина заткнулась. – Сейчас Муля говорить будет! Слушать всем!

Тишина, что возникла в комнате, была абсолютной.

И я сказал:

– Варвара Карповна! Произошло досадное недоразумение.

– Да какое недоразумение?! – опять вскричала Ложкина, – этот…

– Я кому сказал цыц?! – опять гаркнул боевой Герасим. – Не перебивай! Знай своё бабье место!

– Так вот, – продолжил я, – вы, Варвара Карповна, увидели только часть этой истории и сделали абсолютно неверные выводы.

Ложкина опять вскинулась, хотела что-то сказать, но зыркнула на Герасима и промолчала, недовольно поджав губы. И только желваки ходили по её скулам. Остальные женщины сидели, словно воды в рот набрали. И даже глаза от стола не поднимали. Чтобы не нарываться, значит.

– Сейчас я докажу, что всё было совершенно не так, – сказал я, и Ложкина посмотрела на меня, как на врага, но опять промолчала.

– Аргументирую, – сказал я и начал излагать эту историю в правильном контексте, – да, отец Петра Кузьмича действительно возглавлял агитбригаду по борьбе с церковью. И в том числе в вашей деревне. Но он это делал, чтобы спасать священников…

– А моего отца… – вскричала Ложкина, но тут уже я повысил голос:

– Я не закончил! Извольте не перебивать, пожалуйста, товарищ Ложкина!

Ложкина как подскочила, так и плюхнулась обратно, глядя на меня широко раскрытыми глазами:

– Так вот, – сказал я обволакивающим голосом, – он действительно спасал священников. Так-то за религиозную деятельность им всем полагался расстрел. Сами же знаете!

Я посмотрел по очереди на всех. И все кивнули. Даже Ложкина кивнула, а я продолжил:

– Поэтому Кузьма Печкин, возглавляя отряд, делал всё так, чтобы их не расстреливали или не вешали, а ссылали с семьями на Дальний Восток и в Сибирь. Это была всё же лучшая участь, чем смерть. Без кормильца в то время семье было не выжить. А на Колыме жить тоже можно вполне нормально, сами знаете!

Ложкина несмело кивнула и опустила глаза.

– Что касается церковного реквизита, то Кузьма Печкин добивался того, чтобы эти вещи передавались в музеи и были сохранены для потомков. Но некоторую часть он прятал. За что тоже попал под донос и трибунал, и в результате был также сослан. Ведь вы же сами прекрасно знаете, что Пётр Кузьмич провёл все молодые годы на Колыме, как и вы.

Ложкина вспыхнула и покраснела, а я безжалостно продолжил:

– И вы сами знаете, что отказаться участвовать в агитбригаде он не мог. У него тоже была семья. Но всё, что он мог, он сделал. И я скажу так – он не погубил вашего отца, Варвара Карповна! Он, наоборот, сохранил вашему отцу и остальным родичам, жизнь! Вы благодарить должны Печкина, а не ругать его такими словами!

Выпалив эту тираду, я перевёл дух.

В комнате повисла ошеломлённая тишина.

Ложкина посмотрела на Печкина. А Печкин посмотрел на Ложкину.

Вдруг Ложкина зарыдала:

– Петюнечка-а-а-а-а….! – и бросилась ему на шею, забившись в рыданиях.

– Варюшенька-а-а-а…! – и себе заголосил Печкин, принимая раскаявшуюся супругу в объятия.

Белла, Муза и Полина Харитоновна шмыгали носами и утирали глаза, Лиля и Нонна рюмсали, даже не скрываясь. Даже Герасим смахнул предательскую слезинку.

Дав молодым супругами немного времени на перемирие, я сказал:

– И сейчас вы, когда поедите в Костромскую область, у вас будет возможность расспросить всё у сестры Петра Кузьмича и у других родственников, постарше. Они-то обязательно должны знать, что там было и где остальные церковные ценности. И это ваша миссия теперь!

Озадачив молодоженов, которые посмотрели на меня круглыми глазами, я сказал:

– А сейчас, коли развод отменяется, давайте праздновать второй день свадьбы, что ли. А то гостей пригласили, сейчас вот-вот придут похмеляться, а стол не накрыт даже.

– И картошка на плите греется! – охнула Полина Харитоновна, – уже и сгорела, наверное!

– Я выключила, – пискнула Нонна и все вдруг посмотрели на неё.

– А ты что здесь делаешь? – набросилась на неё Полина Харитоновна, – что тут вынюхиваешь?

– А ну тихо! – рявкнул вдруг Герасим, – Валюха – моя невеста! И я никому не позволю гонять её!

Все тотчас же забыли про Печкина и Ложкину и воззрились на Герасима и Нонну.

Герасим приосанился и с достоинством заявил:

– Завтра с утра идём в ЗАГС заявление подавать, значится!

Что тут началось.

Еле-еле удалось разогнать взбудораженных баб накрывать на стол (ну да, такие новости, сперва молодые хотели разводиться, потом перехотели, а теперь новые новобрачные скоро вот-вот будут!).

Белла посмотрела на всех горящими глазами и сказала:

– Ах, как это всё романтично!

И все были согласны.

Полина Харитоновна, Лиля, Нонна и Муза пошли накрывать стол, Герасима приобщили носить тарелки, Печкин и Ложкина молча уединились у себя в комнате и больше никому не открывали, а мы с Беллой остались в её комнате одни.

– Муля, – сказала она нетрезвым голосом, – вот почему так?

Я развёл руками: мол, и сам в шоке, ну, а что делать?

– Вот ты как забросил носок в таз Фаине Георгиевне, так всё и началось…

Я напрягся. Неужели она вычислила, что я попаданец, что я не Муля? В смысле, не тот Муля. а другой?

Но Беллу тревожило совсем иное, и она повела речь не о том:

– Муля, – сказала она, – вот я за тобой наблюдаю, наблюдаю…

Я аж вздрогнул.

– Ты Жасминова с Гришкой помирил, Гришку с Лилей помирил, Гришку с Полиной Харитоновной помирил, Жасминова с Полиной Харитоновной помирил, Фаине Георгиевне роль нашел, Ложкину замуж выдал, Герасима вот скоро женить будешь, Музу успокоил и кота ей нашел…

Я кивнул, мне аж отлегло. Главное, она не догадалась, что я попаданец.

– И вот всем-то ты, Муля, помог, – Белла обличительно ткнула в меня указательным пальцем, – а почему ты мне не помогаешь?! Я что, по-твоему, самая негодящая, да?!

Глаза её налились слезами. И я сказал, положив руку на сердце:

– Я всегда готов вам помочь, Белла!

– Ну, так помоги! – фыркнула она.

– В чём помочь? – не понял я.

– Я тоже хочу, чтобы моя жизнь… чтобы моя жизнь… – она всё никак не могла подобрать эпитет.

И я пришёл на помощь:

– Не была столь беспросветной и серой? Чтобы жизнь обрела смысл? И каждый день был