Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! - Дмитрий Георгиевич Драгилев

слыхом не слыхивали, ночуем в задрипанных гостиницах, говорим друг другу: «Один день до города». Перемещались автобусами «Кубань» – по двадцать человек в каждом. Местные филармонии были снабжены такими автобусами специально для артистов. Автобус этот прозвали «Фурцваген» – в честь министра культуры Фурцевой. Летом в нем жарко, зимой – колотун. Рознер в подобные минуты даже не Колыму вспоминал, а встреченных им женщин, которые в сорокаградусный мороз у подъезда Большого театра ели мороженое.

Новый состав. Саксофон – А. Пищиков. 1966

Юрий Диктович:

Когда Рознер узнавал, что музыкант сидел, особенно по политическим статьям, он обязательно приглашал его в свой оркестр. Было даже не важно, насколько тот хорош как исполнитель. Можно назвать многих людей, пострадавших безвинно, – Рознер давал им карт-бланш, шанс проявить себя. В других коллективах это считалось пятном. «У вас же статья!» – «Я реабилитирован давно». – «Ну, знаете…» И под разными предлогами отказывали. Рознер выручал. Так, например, работал у нас Витя Домнич. В свое время он коллекционировал американские джазовые записи, и его обвинили чуть ли не в шпионаже.

Когда моих родителей арестовали по навету, мне не исполнилось и пяти лет. Я оказался в детском доме для членов семей врагов народа. Позже все-таки удалось получить два образования. Первая профессия – военный летчик. Едва я успел окончить училище, как Хрущев решил сократить армию. Начали с нас – выпускников. Обучение пилотов обходилось государству дорого, и тем не менее. Но нет худа без добра. Перейдя на гражданку, я стал заниматься эстрадой.

Как лауреаты фестиваля молодежи и студентов мы ездили с концертами. В бригаду входили Эльмира Уразбаева, Майя Булгакова… Рознер увидел нас в Куйбышеве. Он зашел за кулисы и поинтересовался: «Холера, где эти летчики?» То есть был уже в курсе, кто, откуда. А попасть к нему в оркестр – все равно что к самому Эллингтону. Фантастика для каких-то пацанов из института, которыми мы тогда были. Но он ничего не пропускал мимо себя. Квартет интересно работает, ребята поют и танцуют? Нужно им профессионально написать номера, хорошо поставить. В феврале 1959 года Рознер свел нас с Борисом Сичкиным, сказал: «Вот это ваш режиссер». Лучшего режиссера я не встречал ни до, ни после. Сичкин придумывал потрясающе смешные сюжеты, блестящие трюки. В нашем жанре нужно и ноту спеть правильно, и номер сделать. Мы исполняли пародии на телевизионные штампы, на ансамбль песни и пляски Александрова, на халтурные тексты, на артистов цирка. В то время никто не решался делать такие вещи. «Летит ракета в небе чистом, дает плотина яркий свет, а в цирковой семье артистов мы шлем вам пламенный привет». И пирамидка силачей рассыпалась. Все это имело бешеный успех.

Масс и Червинский написали остроумную пародию на детектив. И к ней все время придирались. Вы, дескать, смеетесь над нашими пограничниками.

Репетиция оркестра. 1966

В пародии были куплеты под музыку из «Веселой вдовы»: «Самолет, парашют, облака, где шпион, неизвестно пока. Соколов, разыскать, доложить. Разрешите мне идтить».

Короткое время пел с нами Жан Татлян. Камилла Кудрявцева исполняла хиты Эдит Пиаф. Когда в оркестр пришла Юлия Куликовская, будущая жена пианиста Бориса Рычкова, Рознер сказал ей: «Учти, ты польская певица, по-русски не говоришь совсем». В афишах так и писали: польская певица. Маленькие хитрости. Вообще дамы, которых он приглашал, были необычайно красивы. Володя Терлецкий, большой поклонник Гленна Миллера, поручил нам песни из «Серенады Солнечной долины». Четырехголосие у нас получалось очень прилично. К сожалению, в репертуарных вопросах свирепствовали худсоветы. Американскую музыку требовали заменить мелодиями «из братских социалистических стран». Джаз все время был не в чести. Нам говорили: «Что вы все с этими американцами и джазом носитесь. Сделайте что-нибудь отечественное, желательно народное!»

Володя Терлецкий написал еврейскую сюиту. В ней братья Зерновы ставили все танцы. В «Фантазии на темы Дунаевского» Леша Быстров и Гриша Зернов танцевали с Галей Ходес. На сцене находилась лестница – каждая ступень означала ноту. Они по этим ступеням прыгали и ногами выбивали мотив куплетов Фомы и Филиппа из оперетты «Вольный ветер». Но риск был всегда и во всем: как только в репертуаре появлялось что-нибудь оригинальное, худсовет в ответ: нет, очень Западом отдает. Рознер для худсовета – замаскированный музыкальный враг.

Однажды выступали в Кремле. В ложе – Хрущев. Мы должны были исполнять одну песню. Рознер, зная, как нас принимает зритель, поручил петь две вещи. Но перед самым нашим выходом появился один очень влиятельный чиновник, руководивший финотделом Минкульта – от него зависели концертные ставки, – и спросил: «Сколько песен поете?» «Две». – «Пойте одну». Мы – к Рознеру. Эдди Игнатьевич повторил: «Две исполните». После концерта подошел к нам чиновник: «Вы пожалеете об этом». С той поры нам очень долго не повышали тарификацию[40].

Глава XII

Особенности национального джаза

От перемены мест слагаемых…

В конце 50-х «железный занавес» слегка приподнялся и к одной шестой части суши стали причаливать западные гастролеры. Одним из первых в Советский Союз с концертами приехал биг-бэнд саксофониста Макса Грегера из Мюнхена. Этот оркестр входил в десятку самых модных танцевальных оркестров Западной Германии на протяжении многих лет, славясь аутентичным исполнением музыки Гленна Миллера и других джазовых величин.

Не дремали и собственные иностранцы, «доморощенные». Была заметна активность советских граждан, ранее промышлявших джазом в злачных местах Шанхая. «Перезимовав» в тихой казанской гавани, биг-бэнд Олега Лундстрема покоряет Москву и зачисляется в штат Росконцерта. Гарри Гольди гастролирует по стране. Борис Райский перебирается в Минск, чтобы вскоре возглавить созданный Юрием Бельзацким эстрадно-симфонический оркестр радио и телевидения Белоруссии. Георгий Габискерия создает один из первых джазов на грузинской земле.

Рознеру уже не раз приходилось начинать с нуля. Как мы помним, бэнд, с которым он гастролировал по Европе, на добрую половину состоял из голландцев, а белорусский джаз на первых порах был почти целиком польским. Но в прошлом остались и доблестные жители Нидерландов, и поляки, ушедшие вместе с армией Андерса… Лундстрему повезло больше. Ему удалось, несмотря на все географические перемещения-превратности-перипетии, сохранить свой шанхайский оркестр. Молодые советские музыканты, поступая на работу к Олегу Леонидовичу, плавно интегрировались в старый состав.

«И чему же ты так радуешься, коллега?» Бенни Гудмен и Эдди Рознер. 1962

1964 год был удачным не