Скульптор твоего тела - Игорь Евгеньевич Журавлёв

— Хорошо, — она под руку довела его до кровати, — если что-то нужно, ты крикни, я буду рядом.

Гази тепло улыбнулся, глядя на сестру, и закрыл глаза. Сон его был беспокойным, но вполне обычным для него. Снова он вернулся в родные горы, снова русня охотилась на него, а он убивал, убивал, убивал их, но и они все никак не заканчивались. Впрочем, как и патроны в рожке его «Калаша». В него попадали, он уже несколько раз был ранен и он даже хотел, чтобы его убили. Но никак не мог умереть. И это его злило, он кричал и метался на кровати, но не просыпался.

А потом, как всегда, приходил его младший брат Амир и просил его не стрелять. Он говорил, что мы все еще вчера жили в одной стране и вместе играли и дружили. И Гази снова называл его предателем и стрелял в него. Так, как однажды выстрелил в реальной жизни. Интересно, что бы сказала сестра, если бы узнала об этом? Амир был самым младшим в семье, и сестра его нянчила, потому любила даже больше, чем его, Гази. Но она никогда не узнает об этом, свидетелей тогда не было и для всех брата убили федералы. Во сне брат говорил, что ему очень больно, как тогда, в том лесу. И как тогда, Гази, добивал его выстрелом в сердце, не в силах остановиться и, надеясь, что сейчас его тоже добьют русские. Но его тогда не добили и вот уже долгие десятилетия каждую ночь ему снился этот сон, в котором он убивал родного брата. И просыпаясь, Гази вновь шел на свою войну, всякий раз желая, чтобы сегодня его убили. И всякий раз, ускользая из самых хитроумных ловушек.

Но сегодня во сне все закончилось иначе. Мертвый Амир вдруг открыл глаза, улыбнулся и сказал: «Скоро увидимся, сан хьоме ваша[2]!». И Гази проснулся весь в поту. Очень хотелось пить, и он крикнул:

— Эй, эй! Кто-нибудь!

Тут же, словно она стояла за дверью, в комнату заглянула сестра. Ее испуганные глаза осматривали его:

— Я здесь, Гази! Тебе плохо?

— Дай мне, пожалуйста, попить, Лайла…

Сестра улыбнулась, Гази так давно не называл ее по имени! Она тут же убежала и вернулась с кувшином воды и стаканом.

Когда Гази напился, то понял, что умирает с голода. Тогда он подмигнул сестре и сказал:

— Лайла, я бы сейчас целую овечку съел, просто умираю с голода!

У Гази было очень хорошее настроение, ведь он скоро встретится с братом! Да, это значит, что он умрет, но его жизнь давно потеряла всякий смысл. Как одинокий волк, он метался по миру, убивая и прячась от преследования. Ни семьи, ни детей…

— Я быстро, — сестра вскочила и убежала.

***

Пока он жадно ел, утро вошло в свою полную силу, и солнце заглянуло в огромную столовую в доме банкира. А Гази неторопливо пил чай и смотрел в окно, на зеленеющий сад. Вошел Дауд, поздоровался и тоже сел завтракать.

— Как дети? — спросил его Гази, скорее, из вежливости, чем действительно интересуясь делами племянников.

— Спасибо, все хорошо, — ответил банкир. — Они в колледже сейчас, учатся.

Гази покивал, стараясь проявлять в этом уважение:

— Хорошо здесь, у тебя, Дауд, — он помолчал, а потом добавил. — Вот только нет ничего лучше гор нашей родины. Я прав, Дауд?

— Конечно, прав, Гази! — с излишней поспешностью ответил Дауд, боящийся мужа своей жены. Когда тот появлялся, размеренная и благополучная жизнь сразу же рушилась. Дауд с тоской думал о том, когда же, наконец, этого дикого абрека убьют. Из-за таких, как он, не любят чеченцев. Боятся, да, но Дауд знал, что этот страх в любой момент может обернуться яростью империи и в его дом ворвется спецназ Конторы, и ткнет его, уважаемого человека, мордой в пол. Да, чеченцев не любят и боятся, но решают все в этой стране не чеченцы, а русские. Всегда так было. Русские могут долго терпеть, но однажды они просто приходят и убивают всех, кто тебе близок и дорог. Дауд не был солдатом, он был мирным человеком и не любил насилие. Поэтому так относился к этому олицетворению самого дикого насилия, что сидело сейчас напротив него в лице его родственника по жене.

А Гази, выслушав ответ Дауда, улыбнулся про себя, вновь переводя взгляд в окно. Он прекрасно знал, что муж его сестры плевать хотел на его родные горы. Дауд родился в Москве и даже в отпуск они ехали не в страну предков, а в Швейцарию. Поэтому они никогда не поймут друг друга. Но Гази и не нуждался в понимании этого жирного денежного мешка, которым жена — женщина, крутила как хотела. Разве он мужчина? Гази скривил губы и ничего не сказал, встал и вышел в сад через открытые стеклянные двери. Ничто сегодня не может испортить его хорошего настроения, ведь скоро он увидит брата, Амира! Он встанет перед ним на колени и попросит прощения и Амир, Гази верил в это, простит его. Они снова, как в детстве, обнимутся — крепко-крепко, вдыхая такой родной запах друг друга, и ощущая, что пока они вместе, никто им не страшен.

Гази опять ощупал бинты на лице, вновь удивившись тому, что у него совсем ничего не болит. И вдруг шальная мысль молнией пронзила его мозг и все сошлось. Как он не понял этого раньше. Этот «доктор» обманул его! Не было никакой операции, его просто усыпили, потом замотали голову бинтами и все! Сиди, Гази в этой ловушке и жди спецназ, поскольку тварь эта, несомненно, сообщила о нем федералам. Вот почему Амир сказал ему, что скоро увидимся — его убьют сегодня при захвате. Гази засмеялся, потому что решил, что это хорошо. Но правила есть правила, он не будет сдаваться врагам, он никогда не сдавался, он умрет в бою, как это и положено настоящему мужчине.

Гази быстро повернулся и, не обращая ни на кого внимания, прошел в туалетную комнату. Там же он нашел небольшие ножницы и принялся срезать бинты. А когда он понял, что они даже не присохли к коже, как это должно быть после операции, то окончательно понял, что прав. Эх, наказать бы доктора, вот