Скульптор твоего тела - Игорь Евгеньевич Журавлёв

Первое, что он увидел, и что заставило его насторожиться, это рыжие волосы на своей голове. После этого он уже буквально сдирал остатки бинтов с лица. А когда все было готово, с удивлением уставился в зеркало. Оттуда на него уставился какой-то совсем незнакомый мужик, в лице которого Гази не нашел ни одной знакомой черты. Лицо показалось ему уродливым. Но, с другой стороны, заказ был выполнен настолько безупречно и точно, что Гази даже вздрогнул. Он просил сделать так, чтобы его никто не смог узнать. И доктор совершил настоящее чудо, ведь даже он сам себя узнать не мог! Вот это да!

Но где шрамы? Волосы не его, где его высокий и красивый лоб? Как вообще все это возможно было сделать? Гази провел рукой по щекам и подбородку и с удивлением ощутил их гладкость и мягкость — как у ребенка, у которого еще не пробился первый пушок под носом! Он приблизил лицо к зеркалу и не нашел даже намека на щетину. Хм, пожалуй, увидев нового его, никто даже не скажет, что этот мужик с рязанской рожей может быть чеченцем!

Да, лицо Гази не нравилось, казалось даже уродливым, но доктор выполнил его просьбу безупречно — никто теперь не узнает его, даже мать родная. Он стоял, смотрел в зеркало, а сам думал о ночном кошмаре. Получается, доктор не обманул — более того, такого искусства в изменении личности, Гази не видел никогда, хотя многие его знакомые делали пластические операции в лучших клиниках мира. Этот старый докторишка воистину величайший мастер своего дела. Может даже, величайший в мире.

Но как же тогда слова Амира во сне? Неужели, это был просто сон, который ничего не значит, ни о чем не предупреждает? Возможно даже, дело тут в наркозе и именно из-за наркоза сон вышел таким необычным и таким правдоподобным. А на самом деле ему больше и беспокоиться не о чем. Банкир поможет сделать новый паспорт, и никто в этом странном мужике даже не заподозрит подвоха, он сможет уехать, улететь совершенно свободно и куда хочет, даже в Израиль!

Гази захохотал и вдруг подумал, что такого мастера убивать нельзя. Более того, этого доктора надо беречь, он еще может пригодиться. И Гази решил, что попросит банкира заплатить тому вдвое от договорной суммы. Деньги все любят, а если бы старик хотел его сдать, то не стал бы менять внешность. Это очевидно, как дважды два! Почему раньше он думал иначе? Хотя, нет, мысли Гази скакали как сумасшедшие, я был прав, его все же придется убрать. Только в этом случае его безопасность имеет гарантию. Или все же нет? Надо подумать, надо решить. Или плевать, пусть все будет так, как будет?

И Гази вышел из туалетной комнаты, неожиданно решив не скрывать свой новый облик от родственников. В этом он был весь, всегда неожиданные ходы, неправильные, но всегда успешные для него решения. Он зашел в столовую, где уже его сестра присоединилась к своему мужу. В этот раз он даже не обратил внимания на этот их русский обычай. Он молча прошел к столу и остановился, ожидая их реакции. Банкир, увидев его, подавился и закашлялся, сестра вскрикнула от удивления, а потом тихонько прошептала:

— Гази? Это ты, Гази?

— Да, это я, Лайла, — улыбнулся он. — Как тебе мое новое лицо?

Сестра долго молчала, вглядываясь в новые черты и, наконец, все так же, шепотом, произнесла:

— Оно некрасивое.

— Зато теперь его никто точно не узнает, Лайла! — воскликнул откашлявшийся Дауд.

Гази кивнул:

— Твой муж прав, Лайла. А красота мужчине ни к чему, это привилегия женщин.

— Дауд, — обратился он к банкиру. — Будь добр, заплати доктору вдвое. Братья потом занесут тебе деньги.

— Ты что, ты что! — замахал руками Дауд. — Ни в коем случае, я всегда рад тебе помочь. Забудь о деньгах, я все сделаю, как ты сказал!

— Хорошо, — не стал спорить Гази. — Аллах воздаст тебе за твои добрые дела.

Он знал, что мусульманин из Дауда никакой, он даже намаз не исполняет. В чем тот, конечно, никогда не признается. Но это его личное дело. Его и Аллаха. Вера самого Гази была далека от того, что рассказывают имамы и прочие проповедники, но это тоже его личное дело. Его и Аллаха.

***

Когда самолет остановился, Гази спокойно сидел и смотрел сквозь иллюминатор на знакомые здания аэропорта Хитроу. Он отлично выспался в салоне бизнес класса и сейчас чувствовал себя хорошо и, что самое главное — спокойно, не заботясь о том, что его узнают.

Пассажиры бизнес класса покидают самолет первыми, и когда улыбающаяся стюардесса пригласила его на выход, он неторопливо встал, прихватил свою сумку и прошел к выходу. Уже занося ногу, чтобы шагнуть из самолета в транспортный тоннель или, как его называют проще — кишку, Гази услышал, как стюардесса окликнула его. Он удивленно обернулся и увидел, как та протягивает ему его же пиджак.

— Извините, пожалуйста, вы забыли, — пропела девушка.

— Как я мог забыть пиджак! — воскликнул Гази, принимая его из рук стюардессы. — Вот так незаметно и подкрадывается старость.

— Ну, что вы, вам еще далеко до старости, — дежурно ответила стюардесса, — у вас еще вся жизнь впереди.

— Спасибо, — склонил голову со своими новыми рыжими волосами Гази, не глядя, поворачиваясь к выходу и делая шаг. Ботинок задел самым краешком подошвы за настил, что был положен между самолетом и транспортной кишкой, и Гази, потеряв равновесие, полетел головой вперед. Девушка и парень из службы безопасности аэропорта кинулись поддержать его, но не успели. Гази грохнулся на металлический пол перехода очень неудачно, на левый локоть. Это было очень больно, но неожиданно эта боль была перебита жгучей, невыносимой болью в груди и он потерял сознание. А когда прибыла скорая, врачам не оставалось ничего другого, как констатировать смерть. Тромб продержался даже дольше, чем должен был по расчетам.

А Гази полетел куда-то в темноту, но это уже не наше дело. Только его и Аллаха.

[1] Сестра (чеченск.).

[2] Сан хьоме ваша — мой дорогой брат (чеченск.).

Глава 17

Мой первый день на новой работе начался