Скульптор твоего тела - Игорь Евгеньевич Журавлёв

не боялся, я очень злился, с какой стати я должен помогать бандиту, который неизвестно что натворил?

— Я не знаю, — Котельникова сморщилась, но даже это получилось у нее красиво. Кто делал? Мастер делал! — Просьба пришла от одного очень важного и уважаемого человека, известного банкира Дауда Айшетовича Байматова, может, слышал?

Я покачал головой, банкиры — это не мой круг знакомств. Лишь спросил:

— Чеченец?

— Вроде бы да, я плохо в этом разбираюсь. Это имеет значение?

Я неопределенно покачал головой. С одной стороны, я точно не националист и людей по национальному признаку никогда не делил. С другой стороны, все знают, что одна из самых серьезных бандитских структур в городе — кавказкая. И если сложить два и два, то, скорее всего, этого Байматова попросили помочь именно из этого круга. У них ведь очень важны кровные и родственные связи, как и у всех малых народов. Это просто такой способ выжить, сохранить свои обычаи и не раствориться при этом в огромной межнациональной России.

Вопрос не в этом, а в том, чем лично мне это грозит?

— Как думаешь, Света, они меня потом уберут?

— Зачем? Ты что, не выдумывай!

— Смотри, — вздохнул я. — Возможно, этот человек натворил что-то такое серьезное и страшное, за совершение чего его будут искать и найдут даже за границей. Неважно, Контора или бандиты. Если это так, то очень логично убрать человека, который знает его новую и старую личность и, теоретически, может его опознать.

— Олег, — прошептала Котельникова, — отказаться нельзя, понимаешь? Нам самим тогда прятаться придется. Они такие страшные люди… Ты думаешь, надо заявить в…?

Она замолчала и сжалась в комок в углу салона. Я посмотрел на нее, и мне стало жалко гордую, строгую и неприступную госпожу Котельникову, которую боятся все, кто на нее работает. Куда делась эта грозная бизнесвумен, способная одним взглядом поставить человека на место?

— Не бойся, — улыбнулся я. — Когда это надо сделать?

— Ждали только твоего приезда. Я сказала, что специалист на отдыхе за границей.

— А точнее?

— Завтра, максимум — послезавтра.

Я кивнул, а в голове у меня уже складывался план.

— Скажи, Светлана, а этот банкир знает, кто будет оперировать?

— Нет, Олег, пока никто не знает, кто ты, кроме меня. Они просто хотят, чтобы тот, кто оперировал меня, оперировал его.

— Вообще ничего не знают? — быстро уточнил я.

Котельникова задумалась и, тряхнув головой, твердо ответила:

— Нет, вообще ничего, даже не знают, мужчина ты или женщина.

— Хорошо, тогда слушай, что нужно будет сделать.

***

Гази уже и сам стал понемногу забывать свою настоящую фамилию, доставшуюся ему от отца. Более двадцати последних лет своей жизни он прожил под чужими именами, скрываясь то от федералов, то от ЦРУ, то от Моссада. Лишь имя свое он никогда не менял, поскольку считал себя прирожденным воином[2]. Среди братьев, особенно — молодых, ходили легенды о его подвигах, вполне, как он считал, правдивые. Впрочем, тех, кто мог бы рассказать о том, как все было на самом деле, уже не было на этом свете.

Сейчас на хвост ему села Контора, да так прочно, что он почти физически чувствовал, как они дышат ему в затылок. Не надо было возвращаться в Россию, ох, не надо! Он своей знаменитой чуйкой ощущал это как никогда! Но как откажешь, тому, кто его попросил? И он выполнил просьбу, сделал то, что умеет лучше всего — убивать. Сделал профессионально, но кто-то его слил. Кто, он еще выяснит, обязательно выяснит. Тем и опасна для него сейчас Россия, что Контора держит всех на крючке, даже тех, о ком часто и не подумаешь.

Как он ушел, как сидел в каком-то грязном подвале за кучей мусора почти двое суток, лучше не вспоминать. Главное, он опять ушел. Вот только теперь за него взялись серьезно, обложили так, что, мышь не проскользнет. Хорошо, он сумел позвонить Дауду, мужу его младшей сестры, и тот прислал за ним машину, в багажнике которой его доставили в особняк родственника. Но это ненадолго, надо валить, не верил Гази этим банкирам, торгаш — он и есть торгаш, родную мать продаст, если выгодно будет, а уж его и подавно. Не верил старый волк, что за банкиром не присматривает вездесущая Контора. Никому он не доверял, даже своей любимице — младшей сестренке. Она его, конечно, любит, но своя новая семья и дети ей все же ближе. И если опасность будет угрожать его племянникам, он знал, она первая позвонит "туда, куда надо". Она женщина и мать, он на нее не обижался. Как волчица она будет защищать свое потомство до смерти. Он улыбнулся, вспомнив племянников, он сам их очень любил, своих-то детей Аллах не дал, его путь — война. Вот только не нравилось ему, что живя и воспитываясь в России, они сами уже мало отличаются от русских, даже родной язык совсем плохо знают!

И здесь ему вдруг вспомнилось свое детство в Грозном, не том, который сейчас, а в Грозном — столице Чечено-Ингушской АССР. Они ведь тогда жили все вместе, в их дружной детской компании были и русские, и грузины, и дагестанцы, и украинцы. Никто тогда не различал никого по национальности, очень дружно жили. «Почему все это ушло, зачем»? — с неожиданной тоской подумал он, — кто их стравил, бывших друзей?

Тихо открылась дверь, и в комнату вошел мужчина. Гази внимательно посмотрел на него, запоминая. Высокий, чуть сутулящийся и худой. На вид, лет под шестьдесят, волосы короткие, все седые уже, даже в густых бровях торчат седые волоски. Лицо жесткое, морщины у глаз и на лбу. Хорошо, подумал Гази, что старый, пожил уже, не так обидно умирать будет.

То, что хирурга придется убить, он решил заранее, так будет надежнее. А родне он свое новое лицо просто не покажет, закроет. Если не знаешь, то и не предашь, это он усвоил твердо. А самые надежные хранители секретов — покойники.

Гази встал с жесткого стула, на котором сидел в одной из подвальных комнат дома Дауда. Он настоял, чтобы операцию провели здесь, ехать в их центр, как они предлагали, было опасно.

— Здравствуйте, доктор! — улыбнувшись, поздоровался Гази.

— Здравствуйте, — спокойно ответил тот, остановившись