Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Я стараюсь, как могу, Панкс, — с некоторымбеспокойством отозвался Кленнэм. — Но то, о чем вы говорите, дело для меняновое и неизвестное, и боюсь, что мне не под силу все взвесить и во всемразобраться должным образом. Стар уж я для этого.

— Стары, вы? — вскричал Панкс. — Ха-ха-ха!

Такая великолепная непосредственность была вэтом смехе, а также в наборе сопящих и храпящих звуков, которыми мистер Панксвыразил свое удивление и свой протест, что никому не пришло бы в головуусомниться в его искренности.

— Он стар! — кричал Панкс. — Нет, вы слышаличто-либо подобное! Стар! Как вам это понравится!

Эти выкрики вперемежку с возмущенным фырканьемстоль красноречиво свидетельствовали об отказе мистера Панкса хотя бы намгновение допустить подобную мысль, что Артур не решился настаивать. Его дажеобуял страх, как бы мистер Панкс не задохнулся в судорожных попыткаходновременно выталкивать из себя воздух и втягивать в себя дым. Таким образом ивторая тема отпала; оставалось перейти к третьей.

— Стар ли я, молод ли, в средних ли годах, —сказал он, воспользовавшись короткой паузой, — я нахожусь в очень трудном идвусмысленном положении, Панкс, — настолько, что даже сомневаюсь, могу лисчитать своим то, что, казалось бы,, принадлежит мне по праву. Посвятить вас всвои сомнения? Рассказать вам, в чем дело?

— Расскажите, сэр, — сказал Панкс. — еслидоверяете мне.

— Доверяю.

— И не напрасно.

В подкрепление этого краткого, новыразительного ответа, Панкс стремительна протянул свою черную, как уугольщика, руку, и Артур горячо пожал ее.

И вот, смягчая характер своих тревог,насколько это можно было сделать не в ущерб ясности рассказа, и заменив прямоеупоминание о матери расплывчатой ссылкой на какую-то «родственницу», он в общихчертах поведал Панксу историю томивших его подозрениях, а также рассказал овстрече, свидетелем которой был не так давно. Рассказ настолько заинтересовалмистера Панкса, что он даже позабыл о радостях, таящихся в азиатском чубуке, и,довольно небрежно ткнув его в каминную решетку рядом с щипцами и совком,принялся яростно закручивать ко все стороны своя проволочные вихры, что в концеконцов сделало его похожим на балаганного Гамлета в сцене с призраком отца.

— Вот видите, сэр, — воскликнул он, хлопнувКленнэма по коленке, так что тот даже вздрогнул от неожиданности, — опять жеприходится вспомнить наш разговор о помещении капиталов! Уж я не касаюсь, того,что вам угодно стать нищим ради исправления зла, в котором вы не повинны. Этона вас похоже. Каков человек, таковы и его поступки. Но вы опасаетесь, чтонужны будут деньги для спасения близких вам людей от стыда и бесчестья — такстарайтесь же приобрести побольше денег!

Артур покачал головой, не сводят, однако,задумчивого взгляда со своего собеседника.

— Старайтесь разбогатеть, сэр, — взывал Панксс настойчивостью, придававшей его словам силу заклинания, — Старайтесьразбогатеть, насколько это возможно честным путем. Это ваш долг, сэр. Не радисебя, ради других. Ловите момент. От вас зависит благополучие бедного мистераДойса (он-то и впрямь уже не молод). От вас зависит благополучие вашейродственницы. Да мало ли что еще от вас зависит.

— Ну полно, полно! — сказал Артур. — Насегодня довольно.

— Еще одно слово, мистер Кленнэм, — возразилПанкс, — и уж тогда довольно. Почему вся нажива должна доставаться разнымхапугам, плутам и мошенникам? Почему вся нажива должна доставаться моемухозяину и ему подобным? А ведь так оно всегда и выходит, из-за вас. Не из-завас лично, а из-за таких как вы. Вы сами знаете, что я прав. А я вижу этокаждый день, каждый час. Ничего другого я не вижу в жизни. Моя обязанностьсостоит в том, чтобы видеть это. Потому я и говорю вам, — добавил Панксвнушительно. — Вступайте в игру и выигрывайте!

— А что, если я вступлю и проиграю? — сказалАртур.

— Не может этого быть, сэр, — возразил Панкс.— Я все подробно изучил. Имя, с которым везде считаются, — неограниченныевозможности — колоссальный капитал — твердое положение — высокие связи —поддержка в правительстве. Нет, не может быть.

Изложив эти заключительные соображения, мистерПанкс мало-помалу угомонился: оставил свои волосы в покое — в той мере, в какойим вообще было свойственно упомянутое состояние; взял трубку с каминнойрешетки, Заново набил ее и раскурил. После этого друзья больше молчали; норазговор продолжался без слов, поскольку одни и те же мысли занимали обоих, ибыло уже около полуночи, когда мистер Панкс встал, чтобы распрощаться. ПожавКленнэму руку, он обошел его кругом и только тогда с пыхтеньем выкатился изкомнаты. Артур истолковал это как заверение в полной готовности мистера Панксаприйти ему на помощь, когда бы ни понадобилось — в тех ли делах, о которых быларечь в этот вечер, или в любых других.

Весь следующий день, чем бы Кленнэм низанимался, известие, что мистер Панкс поместил свою тысячу фунтов в предприятияМердла, и слова «я все подробно изучил» не шли у него из памяти. Он думал отом, с каким увлечением мистер Панкс относится к этому делу, хоть вообще егоувлекающейся натурой не назовешь. Он думал о Великом Государственном Учреждениии о том, как хорошо было бы упрочить благосостояние Дойса. Он думал о мрачном изловещем доме, где протекло его детство и юность, и о тени, которая нависла надэтим домом, делая его еще более зловещим и мрачным, чем в старину. Он вновь ивновь отмечал, что куда бы он ни подался, везде в глаза, в уши, в мыслиназойливо лезло знаменитое имя Мердл: он часу не мог провести за своейконторкой, чтоб это ими не напомнило о себе через то или иное из его внешнихчувств. И ему уже казалось странным, что это все заполонявшее имя ни у кого,видимо, не вызывает недоверия, кроме как у него. А впрочем, если рассудить, таки он никакого недоверия не испытывает; просто до сих пор ему до всего этогокак-то не было дела.

Подобные симптомы, в дни, когда свирепствуетэпидемия, обычно служат признаком начала болезни.