Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

выпустил бы все патроны, если бы каждый раз стрелял.

Любовно погладив пистолет, Сантери снова сунул его в карман и продолжал свой путь. Тихо, размеренно дыша, он погнал санки дальше в горку. А в голову лезли беспокойные мысли: эта дорога делает поворот, огибая двор пастората, и если лахтари устроили засаду, они могут выскочить из-за угла... Арестуют ли наши самого хозяина? Юллё или заберут только Уолеви? Он представил себе, как они входят в комнату Уолеви и говорят: «Руки вверх!»

Спускаясь с горки, он снова сосредоточил внимание на дороге. С силой отталкиваясь ногой, запел про себя революционную песню, приноравливаясь к ее ритму:

Бедный люд рабочий сбрасывает цепи.

Чаша горькая терпенья до краев полна.

Против дикой тирании

в бой идут ряды густые,

в гневе правом поднимается страна.

Посыльный изо всех сил гнал свои санки, и каждый раз, когда он отталкивался ногой, встряхивалась кисточка на его шапке.

Аксели проснулся от первого же осторожного стука. Последнее время он спал только «вполглаза». Стук повторился, и Элина тоже проснулась.

— Что там такое?

— Не знаю. Лежи, не вставай. Я пойду погляжу.

Ступив за порог, он вдруг засомневался: что, если это лахтари пришли за ним?

Он хотел было вернуться и взять из шкафа маузер, но тут же понял, что все равно здесь он не может оказать сопротивления. Босиком, в одном белье он вышел в холодные сени. Уже при нем старое крыльцо Коскела было переделано в сени с окошками. Увидев за окном чью-то одинокую фигуру, он тихо спросил:

— Кто?

— Это я. Посыльный из штаба.

Аксели отворил дверь.

— Входи.

— Нет. У меня шипы на ноге. Только пол вам исковыряю. Вот приказ. Началось.

Аксели взял у посыльного бумагу.

— А что в селе сейчас делается?

— Собирают народ. С вечера разослали посыльных, звонить по телефону побоялись, чтобы никто не подслушал.

— А лахтари что?

— Говорят, вчера многие смылись куда-то. Наш Уолеви по крайней мере до семи часов был еще дома. Днем, правда, уходил куда-то, а вечером вернулся домой. Только что лыжи поставил на парадном крыльце, а раньше они у него там никогда не стояли. Конечно, у них имеются сведения обо всем. Только точного часа не знают.

— Ну ладно. Иди потихоньку. Да осторожнее. Скажи там, что я сразу позвоню, если что случится. Да не забудь, скажи, если вдруг в селе сорвется дело, так чтобы мне сообщили сразу, а то нам худо придется.

Сантери уехал, и Аксели вернулся в дом. Элина встретила его в передней.

— Кто это?

— Да посыльный. Нам приказано собраться на всякий случай у рабочего дома. Ты иди спи.

По его уклончивому тону Элина поняла, что это ложь. Она вспылила:

— Спи! Я уже неделю не сплю.

Она тихо заплакала и, вернувшись в горницу, начала одеваться. Аксели вошел за ней и тихо сказал, притворив дверь:

— Да ведь нет же никакой причины реветь. Ложись спать, а утром можешь взять детей и пойти к старикам, чтобы быть всем вместе. Да ничего не будет.

Элина вовсе не была в этом уверена. Молча она продолжала одеваться, а Аксели, взяв одежду со стула, прошел в избу. Там он зажег лампу и прочел приказ:

«Взвод немедленно привести в боевую готовность, не теряя ни минуты. Главный штаб приказал все отряды гвардии привести в боевую готовность. Революция началась. Приказываю второму взводу немедленно приступить к выполнению своей задачи, согласно ранее отданным указаниям. Вводятся в действие все ранее отданные приказы: о конфискации оружия, о содержании пленных и др. Всякое сопротивление подавлять быстро и беспощадно. Именем рабочего класса Финляндии: Вперед, товарищи!

К. А. Юлёстало.

Заверяю: Е. Хеллберг (Прочти и сожги приказ)».

Аксели скомкал листок и сжег его в печке. Хотя он уже много раз мысленно переживал этот момент, но сейчас его охватило тревожное волнение. Одеваясь, он все поглядывал в окно. А вдруг те двинулись раньше? Хоть бы успеть выбраться из дому. Здесь он не может открыть пальбу.

Ему, конечно, говорили, что шюцкор сейчас не способен ни на какие встречные меры. Но за время существования гвардии он не раз мог убедиться, как часто бывают ошибочны предположения, поэтому он уже не очень верил в осведомленность руководства. За шюцкором деревни Пентинкулма он пытался наладить слежку, но данные его разведки тоже были ненадежны.

Элина вошла в избу. Она уже не плакала, но, когда она обратилась к Аксели, в голосе ее прозвучало глухое отчаяние:

— Когда же ты придешь? Собрать тебе еду с собой?

— Собери. Так будет вернее. Только быстро. А я пока пойду разбужу братьев. Ты и на их долю собери, чтоб им не просить у матери. А то шум ненужный поднимется. Дай просто хлеба и копченого мяса.

Элина вышла на кухонную половину, а Аксели быстро отпер шкаф и достал большой маузер. Он получил его дня два тому назад, когда сообщили, что сенат объявил шюцкор правительственной армией. Тогда же в штабе ему вручили первый приказ о боевой готовности.

Аксели спрятал маузер под одеждой, проверил, заметно ли что снаружи. Он не хотел, чтобы Элина видела оружие. И в дом-то он его принес неохотно.

Холодный морозный воздух обжигал горло, и Аксели закашлялся, пока шел через двор к новому дому. Он постучал не в дверь, а в окно маленькой горницы, где спали бритья. В темноте шевельнулась белая занавеска, и он сказал приглушенным голосом:

— Выходите на крыльцо.

Обойдя дом, он увидел, что братья ждут, приоткрыв дверь.

— Одевайтесь. Сейчас выступаем. Еду соберет Элина, так что мать не будите. Ну, поживее.

— Ты думаешь, у нас можно выйти из дому незаметно?

И будто в подтверждение его слов из темноты уже сердито ворчал Юсси:

— Что это еще за стуки да шушуканье воровское?

— Да ничего такого. Нам с ребятами надо идти в рабочий дом.

Тут и мать показалась в дверях.

— Я так и знала. Все ночи за вас... И новые носки-то Алекси еще не кончила я...

Отец, сердито хлопнув дверью, скрылся в избе. Аксели вернулся к себе в старый дом. Элина молча собирала еду, двигаясь неслышно, как тень. Аксели было тяжело видеть это. Но когда он заметил, что и дышит-то она с трудом и двигается через силу, тогда к острой жалости стало примешиваться раздражение. «Она нарочно