Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

Несмотря на тревогу и беспокойство, пастор был доволен тем, что нашел под конец, что сказать Аксели. И мысль об этом давала ему опору для предстоящих испытаний.

Широкая аллея в бароновом имении была тиха и пустынна. Лишь кое-где в окнах огромного барского дома виднелся свет. Аксели постучал у парадного входа, но никто не ответил ему. Он стучал все громче и громче, пока не стало ясно, что открывать ему просто не хотят. То же повторилось у всех дверей.

Положение становилось затруднительным.

— Са-атана. Дай-ка я попробую дверь штыком,— предложил Лаури.

— Повремени малость. Не хотелось бы взламывать.

Какая-то маленькая дверь на внутреннем дворе приоткрылась, и женский голос спросил:

— Кто там?

— Это Коскела. Отворите.

Из двери выглянула испуганная служанка.

— Барон дома?

— Да.

Девушка исчезла и через некоторое время провела их в кабинет. Барон стоял посреди ярко освещенной комнаты и вопросительно смотрел на входящего Аксели. На его приветствие барон не ответил. Когда Аксели изложил дело, барон сказал:

— Оружия ушли прочь.

— Это правда? Кто же унес его?

Барон склонил голову немного набок, как бы нацеливаясь ухом, чтобы лучше слышать, и спросил:

— Чего говориль? Не понималь.

— Я спрашиваю, куда увезли оружие?

— Нет мои знание. Их увозиль другие мужчины.

— Я должен буду осмотреть дом. Вы сами вынуждаете меня.

— Ты делайт твоя воля. Я нет никакой средства чиниль препятствий. Пожалюста!

Барон распахнул дверь, ведущую во внутренние комнаты, а сам отступил в сторону. Аксели крикнул своих парней, дожидавшихся в передней. Они вошли в кабинет, жмурясь от яркого света. Братья старались укрыться за спину Аксели и с опасливым любопытством разглядывали барона. Вот он стоит, опираясь на спинку стула. Волосы и борода седые, круглые безжизненные глаза смотрят куда-то назад, внутрь себя. На ногах у него туфли и на шее нет галстука. Он тут живет. Служанки должны каждое утро класть ему на стул чистое, выглаженное белье, а он протирает одеколоном пальцы ног, потому что они у него потеют.

Лаури вышел на середину кабинета, не стесняясь барона.

— Надо сделать ильментаризацию.

Аксели пошел во внутренние покои и велел остальным следовать за ним. В первой комнате сидела баронесса, маленькая, седая, закутанная в шаль. При их появлении она поднялась с кресла и сказала робко — от волнения и от плохого знания финского языка:

— Зачем ви мужчины приходиль... Ви тоже дом. Ви ходи прочь... оставь в покой стари люди...

— Мы ищем оружие. Мы должны осмотреть помещения.

Голубиный взгляд баронессы и искренность ее просительного тона обезоруживали; пришлось мобилизовать всю свою твердость. И все же осмотр получился очень поверхностным: Аксели претило рыться в чужом доме. А Лаури так и шнырил глазами по сторонам, громко отпуская замечания:

— Ты смотри, какой бородатый старик вон там, на стене. Рамы золотые... И на мебелях золото... Нюхай, ребята... Тут настоящий господский запах.

Аксели сердито шикнул на Лаури. Он чувствовал неловкость и от этого становился раздражительным. В зале перед очагом лежала медвежья шкура, она даже Аксели заинтересовала.

— Говорят, он одним ударом лапы может человека насмерть убить. Ну и действительно — ничего себе лапка...

— А что бы люди сказали, если влезть в эту шкуру да и пойти по деревне,— сказал Аку.

И Алекси прыснул от смеха. Аку держал винтовку, которая была одна на всех. Он прицелился в голову медведя.

— Зато эта его порешила бы одним ударом.

— Ну, ладно. Оставь его в покое.

Кончилось тем, что они только прошли по всем комнатам, заглядывая в углы. Аксели, конечно, хорошо знал, что в имении было много оружия, хотя барон в отличие от большинства помещиков не любил охоты. Но ясно было также и то, что барон отдал оружие шюцкору. Так что они даже не стали осматривать чердак. Они возвращались обратно через те же комнаты, и, проходя мимо баронессы, Лаури сказал:

— Все поставили на свои места. Убирать не потребуется. Я к тому, что мы тоже настолько имеем в себе это благородство.

Барон ждал их в кабинете.

— Нитшего нет находиль?

— Нет, не нашли. Но я все же предупреждаю, что, если какое оружие есть, его надо будет принести и сдать сегодня к шести вечера. Если после этого оружие будет обнаружено, вам придется отвечать, господин барон.

Барон смотрел на Аксели сверху вниз. В его невозмутимости скрывалась чуть заметная презрительная издевка. В голове Аксели вертелись гневные и грозные слова. Ему хотелось стукнуть кулаком по столу да гаркнуть хорошенько. Ведь барон же оттого так уверен, думал он, что знает их, знает, что они не решатся применить к нему силу. Все же Аксели сдержался, чувствуя, что отвести душу сейчас — значит унизить себя перед бароном. Поэтому он собрал всю свою выдержку и, уходя, сказал строго официально:

— Я советую вам, господин барон, обратить должное внимание на те распоряжения, которые отныне будет издавать рабочий народ. Они не для шуток издаются.

Всю дорогу до дома торговца Аксели молчал. Зато Лаури с ребятами говорили наперебой, делясь впечатлениями:

— Во, значит, как широко живет-то старикан... Неужели они топят все эти комнаты? Хоть раз в год они в каждую комнату заходят? А вы заметили там, в одном шкафу— большие кубки? Они как будто деревенским кузнецом выкованы.

В деревне стояла тишина, хотя обыкновенно в этот час уже вставали. Теперь же все сидели по домам да из-за занавесок глядели на четырех мужчин, шагавших по дороге. У одного была винтовка, а у другого — охотничье ружье за плечами.

Разгоралось утро первого дня революции. От рабочего дома парами расходились мужчины и становились на развилках дорог. Мало-помалу жители стали выглядывать из избушек и, осмелев, спрашивали постовых:

— Эй, ребята, кого тут караулите?

— Лахтарей ловим. Рабочий народ отобрал у господ власть.

— Правильно, ребята. Так и действуйте.

II

Когда обходы были закончены и посты расставлены, Аксели вздохнул свободнее. От сердца немного отлегло. Свою часть дела он сделал.

Затем он пошел к Халме. Возвращаясь с обходов, он повесил маузер на грудь, перекинув ремень через шею, но прежде чем войти к Халме, он снова спрятал оружие за пазуху.

Халме сидел у стола. Он сухо поздоровался и выпрямил спину, словно стряхивая с себя будничное ощущение, которое шло от небрежного костюма: он сидел в Эмминой вязаной кофе, с незашнурованными