Золотой дождь - Джон Гришэм

Неужели мы попадемся? Я вцепляюсь в железнуюсетку, ограждающую кровать, и нечаянно при этом задеваю проволоку, котораявздрагивает и поддергивает его загипсованную ногу на дюйм выше.

— Аххх! — стонет он от боли.

— Извините. — Я быстро отдергиваю руки. Дексмотрит на меня так, словно сейчас зарежет, но тут же овладевает собой.

— А где ваша жена? — спрашивает он.

— Аххх! — опять стонет бедный парень.

— Извините, — повторяю я, не в силах облегчитьего страдания. Нервы у меня на пределе.

Ван Лендел смотрит опасливо. Я глубокозасовываю руки в карманы.

— Она скоро придет, — говорит он, и больслышна в каждом звуке.

Но у Дека на все есть ответ:

— Я побеседую с ней позже. У себя в конторе.Мне нужно получить от нее массу информации. — Он ловко подсовывает блокнот подтекст договора, чтобы удобнее было подписывать, и открывает ручку.

Ван Лендел что-то бормочет, но берет ручку ицарапает свое имя. Дек опять сует соглашение в блокнот и подает визитнуюкарточку нашему новому клиенту. Карточка удостоверяет, что он помощник адвокатав фирме Дж. Лаймена Стоуна.

— А теперь еще кое-что, — продолжает Дек, итон у него уже властный. — Не говорите ни с кем, кроме врача. Придут васзондировать люди из страховой компании, может, они даже сегодня постараютсяуговорить вас подписать разные бумаги.

Они могут предложить вам полюбовное улаживаниедела с выплатой какой-то суммы… Не подписывайте. Ни при каких обстоятельствахничего не подписывайте, прежде чем я эти бумаги не посмотрю. У вас есть номермоего телефона. Звоните мне в любое время суток. На обороте номер телефона вотэтого молодого человека, Руди Бейлора. Ему тоже звоните в любое время. Мывместе будем заниматься вашим делом. Есть вопросы? Хорошо, — говорит Дек,прежде чем ван Лендел что-либо успевает пробормотать, вернее, простонать. — Вотэтот парень, Руди, позже привезет еще кое-какие бумаги. Пусть ваша женапозвонит нам сегодня днем. Это очень важно, чтобы мы с ней скорее переговорили.— Он похлопывает ван Лендела по здоровой ноге. Нам уже надо уходить, а то вдругон передумает. — Мы вам раздобудем кучу денег, — заверяет Дек.

Мы говорим «до свидания», пятимся назад ибыстро уходим. Оказавшись снова в коридоре, Дек горделиво заявляет:

— Вот оно как делается, Руди, так мы добываемнаш кусочек пирога.

Мы быстро отскакиваем, чтобы не столкнуться скреслом на колесиках, в котором сидит женщина, и ждем, пока не освободитсяпроход — на каталку укладывают больного и потом увозят. Холл кишмя кишитлюдьми.

— А что, если у того парня уже есть адвокат? —спрашиваю я, начиная дышать свободно.

— Нам терять нечего, Руди. Вот это вы должнызапомнить. Мы явились сюда с пустыми руками. Если он выставит нас вон по какойбы то ни было причине, то что мы теряем?

«Немного чувства собственного достоинства исамоуважения», — думаю я. Дек рассуждает совершенно логично. Я молчу. Я идушироким быстрым шагом, не обращая внимания на его подпрыгивание и шарканье.

— Понимаете, Руди, вас в колледже не училитому, что необходимо знать. Вы знаете только свои книги, да разные теории, давозвышенные рассуждения насчет того, что юридическая практика дело джентльменское,что это почетное призвание, регулируемое твердым, запечатленным на скрижаляхкодексом морали.

— А что дурного в морали?

— О, ничего. Наверное. Я хочу сказать, чтоадвокат только должен бороться за интересы своего клиента, не красть денег истараться не врать, то есть соблюдать такие вот основные принципы.

Дек читает мне проповедь об этике. Мы вколледже часами потели над этическими и моральными дилеммами, и вдруг — бац! —Дек просто-напросто свел весь моральный кодекс к такой вот «Большой тройке»:борись за интересы клиента, не воруй, старайся не врать.

Мы внезапно поворачиваем налево и входим вкоридор поменьше. Больница Святого Петра — настоящий лабиринт пристроек иотделений. Дек по-прежнему в назидающем настроении.

— Но то, чему учили вас в колледже, можетиногда мешать. Возьмите этого парня, ван Лендела. У меня такое чувство, что вынервничали, когда стояли в палате.

— Да, это так.

— А ни к чему было нервничать.

— Но это неэтично, таким образом выбивать себедела. Это самая настоящая охота за пострадавшими.

— Верно. И что из этого? Лучше пусть оно намдостанется, чем какому-то парню с улицы. Уверяю вас, что в ближайшие двадцатьчетыре часа на ван Лендела выйдет другой адвокат и попытается заставить егоподписать контракт с ним. Это обычный способ действий, Руди. Существуетсоревнование, это же рынок. И на рынке действуют десятки адвокатов.

Как будто мне это не известно.

— А наш парень останется с нами? — спрашиваюя.

— Возможно. Пока нам везет. Мы вовремя вышлина него. Обычно до подписания шансы бывают пятьдесят на пятьдесят, но если ужполучена подпись, тогда шансы восемьдесят против двадцати, что он останетсянашим. Вам необходимо через пару часов поговорить с его женой, предложить зайтик нему еще раз сегодня вечером и все обговорить с ними двоими.

— Мне?

— Конечно. Это же так просто. У меня естьнесколько файлов, которые вы можете просмотреть. Это элементарно, операции намозге не потребуется.

— Но я не уверен…

— Послушайте, Руди, да относитесь вы ко всемупроще. И не бойтесь больницы. Он теперь наш клиент, и все о`кей. Вы имеетеполное право навещать его, и никто вам не может запретить. Никто не вправевыставить вас. Успокойтесь.

* * *

Мы пьем кофе из пластиковых стаканчиков вгриль-баре на третьем этаже. Дек предпочитает это маленькое кафе потому, чтооно недалеко от ортопедического отделения и открыто недавно после ремонта, такчто мало кто из адвокатов о нем знает.

— Адвокаты, — поясняет Дек вполголоса,внимательно разглядывая каждого пациента, сидящего в зале, — всегда ошиваются вбольничных кафе, выслеживая пострадавших. — Он говорит об этом с некоторымпрезрением, ему не очень нравится такое поведение. Ирония ситуации до него недоходит.