Золотой дождь - Джон Гришэм

Я сижу в своем прожаренном маленькомавтомобиле, продвигаясь с потоком мощного уличного движения, и думаю о безумныхдвадцати четырех часах, которые только что пережил. Я подписал поспешныйдоговор о найме на работу. Тысяча долларов в месяц — такая жалкая сумма, но онаменя пугает. Это же не заработная плата, а деньги, данные мне взаймы, и я непредставляю, как осуществлять Брюзеровский план по выколачиванию гонораров.Если я что-то и получу на блейковском деле, то через много месяцев. Некотороевремя я еще поработаю в «Йогисе». Принс по-прежнему платит мне наличными, пятьдолларов в час, плюс обед и пара банок пива.

В нашем городе есть фирмы, которые желают,чтобы их служащие ежедневно носили элегантные костюмы, ездили в добротныхмашинах, жили в красивых домах и даже тусовались в модных загородных клубах.Конечно, они платят им, черт возьми, на порядок больше, чем Брюзер мне, но этифирмы и взваливают на плечи своих юристов тяжкое бремя ненужных светскихобязательств.

Не то что у меня. Моя фирма не такая. Я могуносить что угодно и где угодно тусоваться, никто и словечка поперек не cкажет.Интересно, как я сам прореагирую, когда впервые увижу. что кто-нибудь изслужащих мчится через улицу быстренько насладиться напротив парой танцевживота.

Внезапно я чувствую себя свободным ипринадлежащим только себе. Чудесное ощущение независимости охватывает меня,когда дюйм за дюймом я продвигаюсь вместе с потоком других машин. Я могупреодолевать трудности! Могу выжить самостоятельно. Конечно, с Брюзеромпредстоят и тяжелые времена, но, наверное, работая с ним, я узнаю о законахгораздо больше, чем в обществе благовоспитанных мальчиков там, в центре. Япретерплю насмешки, язвительно-удивленные взгляды и презрительное осаживание состороны других за то, что, мол, работаю в такой несолидной фирме. Я перебьюсь.И это меня закалит. Совсем недавно, когда я был уверен, что буду работать настарушку «Броднэкс и Спир», а затем у Лейка, я держался слегка высокомерно, такчто теперь придется съесть немного дерьма.

Уже стемнело, когда я паркуюсь наГринуэй-плаза. Большая часть машин исчезла. Клуб «Амбра», через улицу, яркоосвещен и уже привлек, как обычно, множество пикапов и взятых напрокатавтомобилей. На крыше клуба крутится неоновое колесо и освещает окрестности.

В Мемфисе плотский бизнес процветает бурно,что трудно объяснить. Мемфис — очень консервативный город со множествомцерквей. Те, кто хочет получить здесь вотум доверия, должны с готовностьюподчиниться строгим моральным принципам поведения, чтобы избиратели ихсоответствующим образом вознаградили, и я вообразить не могу, чтобы избраликандидата, проявляющего уступчивость к развлечениям подобного рода.

Я наблюдаю за тем, как из битком набитогоавтомобиля выгружаются поклонники плотского бизнеса и, шатаясь, входят в«Амбру». Это американец с четырьмя дружками-японцами. Они, несомненно, желаютзавершить день, полный деловых игр, несколькими стаканчиками спиртного иудовольствием от созерцания силиконовых прелестей по последней американскоймоде.

Уже играет громкая музыка. Места для парковкибыстро заполняются.

Я быстро подхожу к входной двери и отпираю ее.Кабинеты пусты. Черт возьми, они, наверное, все сбежали напротив.

Сегодня днем я отчетливо понял, что фирма Дж.Лаймена Стоуна не место для трудоголиков.

Все двери прикрыты и, полагаю, заперты. Никтоздесь не верит никому. И я тоже запру свой кабинет.

Я пробуду здесь пару часов. Необходимопозвонить Букеру и сообщить обо всех моих недавних приключениях. Мы с нимчастенько пренебрегали подготовкой к экзаменам на звание адвоката. Три годаимели возможность валять дурака и подначивать друг друга на разные проделки. Ипоэтому экзамен страшит меня как встреча с расстрельным взводом.

Я пережил эту ночь без ареста, но и, можносказать, без сна. В какой-то момент, между пятью и шестью, я подчиняюсьбешеному темпу рваных мыслей, проносящихся в голове, и вылезаю из постели. Запоследние сорок восемь часов я не спал и четырех.

У меня записан телефонный номер, и за пятьминут до шести я нажимаю кнопки с цифрами. И подкрепляю силы второй чашкойкофе. Звонок раздается десять раз, прежде чем сонный голос отвечает:

— Алло.

— Пожалуйста, Барри Ланкастера, — говорю я.

— Слушаю.

— Барри, это Руди Бейлор.

Он откашливается, и я мысленно вижу, как оннеуклюже поднимается с постели.

— В чем дело? — спрашивает он уже гораздорезче.

— Извините, что звоню вам так рано, но мнепросто надо сообщить вам пару новостей.

— Что такое?

— А то, что Блейки вчера начали дело против«Дара жизни». Я вам вышлю копию заявления, как только вы, ребята, соорудитесебе новый офис. Они также подписали отказ от ваших услуг, контракт с вамиразорван, и вам нет необходимости беспокоиться о них дальше.

— А каким образом вы сумели подать дело в суд?

— Это вас совершенно не касается.

— Черта с два не касается!..

— Я вам вышлю копию нашего искового заявления,и вы все поймете. Вы же такой умный. У вас уже есть новый адрес или все ещепользуетесь старым?

— Наш почтовый ящик не пострадал.

— Хорошо. И как бы то ни было, я буду весьмапризнателен, если вы не станете связывать мое имя с поджогом. Я к этому не имелникакого отношения. Однако, если вы будете упорствовать и обвинять меня,придется подать в суд на тебя, лживая ты задница.

— Ох, как страшно!

— Да, наверное. А сейчас перестань трепать моеимя направо и налево. — И вешаю трубку, не ожидая ответа.

Я смотрю пять минут на телефон, но он незвонит. Ну и трус.

Мне совершенно не терпится посмотреть, какобыгрывается пожар в утренней газете, поэтому я принимаю душ, одеваюсь и подпокровом темноты быстро улепетываю из дома. Движение на пути к аэропорту несильное, я еду на Гринуэй-плаза, где уже начинаю ощущать себя вполне как дома.Я паркуюсь на том же самом месте, что семь часов назад. В клубе «Амбра» темно итихо, стоянка усеяна отбросами и пивными банками.