Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль

сил встать с кровати, умыться и одеться. Она с дрожью ещё больше съёжилась в постели, словно чувствовала холод воды и ледяную дорожку между плеч. Сегодня она будет лениться и долго не встанет с постели. Потом нашлась ещё одна причина не вставать с постели: мадемуазель Де Куртон тоже не было дома…

В её глазах появилось томное выражение, продолжая смотреть на окно, медленно опустились ресницы, дрогнули веки с тонкими голубыми прожилками и она снова уснула. Какое-то время она спала, затем внезапно открыла глаза и ей показалось, что комнату встряхнули. Сначала она не смогла понять, но поняла спустя минуту, когда об окно снова разбился летевший снизу огромный снежок. Внизу, конечно же Бюлент держал под прицелом окно старшей сестры.

Она вскочила с постели, побежала к окну и в это время ещё один снежок ударился о край рамы. Нихаль посмотрела на сад. Все были там: Аднан Бей, Бехлюль, Бюлент, поднявшая широкий меховой воротник Бихтер и Бешир, присевший на корточки, чтобы собрать ещё не расстаявший снег…

Они смотрели на неё, подняв головы. Бюлент готовил ещё один снежок. Нихаль, сделав знак рукой, сказала: «Иду!»

Через пять минут она была в саду. В воздухе чувствовалось приятное тепло. Сегодня утром солнце как будто принесло весну, пробудившуюся раньше времени. Нихаль почувствовала, что полностью согрелась, как только вдохнула этот воздух. Снег на дорожках сада стал мягким и рыхлым. С веток, будто покрытых слоем белого мутного стекла, одна за другой падали капли.

Одна из них упала на шею проходившей Нихаль. Она с испуганным криком подняла плечи. В этот миг Бюлент приказал всем, ждавшим её приближения со снежками в руках:

— Огонь!

На Нихаль посыпались снежки и она, подняв руку, прятала лицо. Один снежок попал чуть выше уха, в волосы. Нихаль пальцами стяхнула его с волос и сказала: «Теперь моя очередь!» Она спрыгнула с дороги, под деревом была куча снега, но на другой стороне Бюлент тоже не стоял на месте и между ними началась безжалостная война. Постепенно игра, которая началась как война по правилам, превратилась в борьбу, где дистанция между ними уменьшалась и снежки становились горстками снега, торопливо взятыми, чтобы можно было успеть раньше врага. Все вокруг смеялись, Аднан Бей кричал: «Хватит!» Оба вышли из этой войны уставшими, вываленными в снегу, запыхавшимися. Нихаль спросила прерывающимся голосом:

— Папа, Бюлент проиграл, верно?

Бюлент не верил в поражение и проговорил: — Кто проиграл? Хочешь, начнём ещё раз.

Всё этому помешало. Аднан Бей пошёл вперёд, потянул за собой Нихаль, война закончилась. Бюлент бежал впереди и тряс ветки над дорожкой, когда они проходили. Шаг за шагом, отец и Нихаль попадали в снежную бурю.

Через некоторое время Аднан Бей, словно опасаясь того, что скажет, тихо спросил:

— Нихаль, мадемуазель Де Куртон тебе что-нибудь говорила?

Нихаль остановилась в расстерянности, вдруг обнаружив связь между вопросом отца и нерешительностью в глазах старой гувернантки, пытавшейся что-то сказать вчера, и произнесла, глядя на отца: «Нет!»

Оба остановились, Бюлент, в шаге от них, ждал с веткой в руке. Аднан Бей сказал:

— Она собирается спросить твоего разрешения.

— Но она уже ушла сегодня утром…

— Нет, не то, Нихаль! — сказал Аднан Бей. — Не только на сегодня, мадемуазель Де Куртон говорит, что устала. Немного побыть в родном городе, со родственниками… Понимаешь, Нихаль?

Нихаль очень хорошо понимала. Не отвечая, она с глубокой болью в сердце опустила взгляд. Бюлент спросил:

— Как, отец? Кто, кто? Мадемуазель Де Куртон, да? Ах, этот старый попугай! Она, наконец, думает о поездке в родной город?

Нихаль со слезами в глазах сказала:

— Бюлент! Я запрещаю так говорить о женщине, которая была нам матерью.

Бюлент ответил со смехом:

— О, да, но ты не можешь запретить ей быть старым попугаем.

Затем он выпустил ветку из руки, отряхнул снег, повернул голову и помахал рукой, словно обращаясь к воображаемому старому попугаю, который удалялся и ехал в родной город:

— Удачи, мадемуазель! Большой привет от меня Вашим родственникам!

Бюлент убежал, чтобы не слышать ответа Нихаль, но Нихаль была не в состоянии ответить. Она ничего не могла сказать отцу и слышала позади шаги Бехлюля и Бихтер. Нихаль шла, не поворачивая головы, не поднимая глаз, Аднан Бей шёл рядом.

— О, бедная старая дева! — говорила себе Нихаль и думала, пока эта фраза рефреном повторялась в её сердце. Она думала, что желание мадемуазель поехать в родные края и упоминание об усталости были не более, чем отговоркой. Бихтер испытывала к ней неприязнь, которую никогда не могла скрыть. Её воспринимали как помощь с капризами Нихаль. Сколько раз Бихтер намекала на это старой деве. Её присутствие в доме беспокоило Бихтер. Несомненно, что она это и организовала. Однажды она, должно быть, сказала мужу: «Спасите меня от этой женщины!» Тогда жертвы, которые бедная старая дева беспрерывно приносила все эти годы, были забыты и ей сказали, что покой в доме будет возможен, если она оставит Нихаль одну. После этого элегантного объяснения ей дали возможность попросить об отпуске, чтобы оставить в качестве утешения то, что её не выгнали, как неблагодарную служанку.

Как этот мужчина, о Боже, этот отец не видел, не чувствовал, что после того, как у дочери один за другим будут отняты все близкие, она не сможет жить, да, она не сможет найти в себе силы, чтобы жить в полном одиночестве!

Нихаль опять мёрзла. Она уже не чувствовала тепла солнца, недавно согревшего её, она ощущала лишь талый снег, упавший на шею, когда она спустилась в сад. Эта застывшая капля увеличивалась, как будто превращалась в ледяную воду, заставлявшую её дрожать.

И после этого ей говорили: «Ты разбиваешь сердце отцу!». Но ей тоже разбивали сердце. Она не знала, кто, как и почему, но была несчастна! Сегодня она была несчастна более, чем когда-либо.

Значит сейчас они ждали от неё, от её слабого сердца этой страшной жертвы. Значит если она заплачет, будет протестовать, они возразят и скажут: «Нихаль! Ты разбиваешь сердце отцу!» О! Но кто на самом деле был несчастен? Когда молчаливая Нихаль медленно, не поднимая глаз, шла рядом с отцом, временами кончиком ботинка касаясь кусочков снега, которые ещё не растаяли на дороге и остались в виде маленьких островков, то, собрав все силы, захотела тихонько, в высшей степени мягко, почти умоляя, попросить разрешения для мадемуазель Де Куртон: «Оставьте только её. Подумайте, какая огромная брешь откроется в моей жизни, если она уедет. Сейчас рядом нет никого, кто будет