Ученье – свет, а не захочешь светить – заставим - Вячеслав Александрович Баймаков

искусственная подделка. Это точная копия реального земного мира. Перед тобой то, что в реальности происходит на данном клочке земли. Здесь виртуальные только мы с тобой да эта вилла, толком, кстати, ещё не доделанная. Но я только начал.

Ливень стих до обычного дождя. По крайней мере, прекратились порывы ветра, бьющие в стекло. За окном в пелене остатков небесной воды проступили очертания леса и реки. Дима вновь распахнул створки, стоя босиком в натёкшей луже. Со спины подошла Вера и с наслаждением шумно втянула прохладный воздух, наполненный ароматами свежести.

— А ты с какого перепугу прибежала? — неожиданно прервал он её наслаждение. — Случилось что?

— Бли-и-ин, — скривилась брюнетка. — С твоими фантазиями вообще всё забудешь. Я прибежала, чтобы рассказать, что у меня всё получилось.

Дима вопросительно посмотрел на радостную брюнетку. И та тут же застрекотала, словно сорока с перепугу. Она взахлёб принялась расписывать весь процесс в мельчайших подробностях. Как и что ей подсказали Высшие Силы с помощью компьютера. Как три раза бегала в локации, потому что ничего не получалось. И только когда додумалась вывести себя с помощью Кона в состояние лёгкого удушья, жажды и голода, она смогла почувствовать, что чувствуют те, на кого настраивается.

— Представляешь, они все были голодными! — ликовала брюнетка в своём открытии. — Я даже вспомнила, что кто-то когда-то сказал, что художник должен быть голодным. Представляешь?

— Представляю, — согласился Дима, улыбаясь и откровенно любуясь раскрасневшейся девушкой, вошедшей в азарт. — Вот только я бы не был столь категоричен по поводу еды. В моём понимании: нельзя пресыщаться во всём. Но соглашусь с тобой: в еде в первую очередь. Наевшийся от пуза для любой работы становишься овощем. Излишнее насыщение порождает желание ничего не делать. А ничего не делая, ничего и не делаешь.

— Ну так-то да, — согласилась брюнетка, сменив весёлость на задумчивость.

— Зато голод порождает внутреннюю злость, — продолжил Дима. — А это ядерный реактор наших деяний. Слышала такое выражение: голодный — злой?

Девушка кивнула, а он продолжил:

— Только заставив себя, можно себя заставить. Занимаясь изо дня в день одним и тем же, поневоле начинаешь в этом разбираться. А как только начинаешь разбираться, это становится интересным. Наконец наступает момент, когда количество переходит в качество. А качество, созданное в состоянии азарта, формирует талант. Но талант — это процесс, питающийся интересом. Поэтому нельзя пресыщаться. Вспомни Пикассо в последнем клипе.

— Ты прав, — тут же согласилась Вера, — это, пожалуй, был единственный клип, где я не почувствовала его голод.

— А его там и не было. У старика в том клипе вообще ничего не было. Он был пуст, как ты в состоянии глухой защиты. Пикассо пресытился и своей работой, и жизнью в целом. В его эмоциях царило равнодушие. И чтобы там ни говорили и как бы им ни восхищались ценители его творчества, но в том состоянии, в котором он находился в последнем клипе, писать шедевры невозможно. Один шлак на выходе.

Они помолчали какое-то время. Вера обдумывала, видимо, раскладывая у себя в голове услышанное по полочкам.

— А память? — наконец встрепенулась она. — Нам чётко дали понять, что у них у всех была феноменальная память.

— А ты представляешь, что получится из человека, который назавтра забывает всё, до чего дошёл сегодня? Да он просто ничему не научится. Какой из него может вырасти талант? К тому же я тут вспомнил один ролик из Интернета. В нём тренер по боксу давал своё понимание, как талантливого спортсмена отличить от обычного. Если таланту и обычному сделать большой перерыв в тренировках, то обычного после этого приходится учить заново. А талант сразу всё вспоминает, чему учился.

И тут из-за двери, ведущей в центральный зал, послышалась торжественная музыка. Дима и Вера застыли в недоумении, уставившись на выход из спальни. Молодой человек командой убрал преграду, открывая проход. Ни тундры, ни яранги. Центральный зал был приведён к «заводским настройкам», а за хрустальным столом на месте Кона величественно восседала Царевна Лебедь с яркой звездой во лбу.

Увидев Диму и Веру, она плавно развела руки в стороны, приглашая их занять места за общим столом. Парочку упрашивать долго не пришлось. Не успели они дойти до своих кресел, как из пушкинской двери в состоянии «на грани паники» выскочила Танечка. Она непонимающе озиралась, но, заметив коллег, тут же направилась к ним навстречу.

Расселись. Успокоились, вопросительно уставившись на звёздную сущность. Та не спешила ни объяснить причину экстренного сбора, ни торжественный хорал синтезированной музыки под сводом. Она, уложив руки на подлокотники, замерла, прямолинейно уставившись расплавленным золотом глаз на Диму. Безжизненный взгляд и монолитность безэмоционального лика буквально пришпилили молодого человека к спинке кресла, как бабочку булавкой. Он аж ни вздохнуть, ни выдохнуть не мог.

Оцепенение продлилось секунд двадцать, после чего Царевна Лебедь плавно прикрыла глаза, и Диму отпустило. Музыка, льющаяся откуда-то сверху, так же постепенно стихла, уступив место полной тишине. И тут, не открывая глаз, звёздный элемент Разума запела. Вернее, как всегда, заговорила нараспев. Притом сделала это так, будто они с Димой находились наедине.

— Поздравляю. Ты не прекращаешь меня удивлять, смертный. А это многого стоит. Ты буквально с наскока сформировал суть таланта. Формула далека от идеала, но смысл выражен верно. Я засчитываю тебе первый аспект.

Судя по выражению лиц всей троицы, несмотря на похвалу, речь наставницы не понравилась всем троим. Диме — за выделение из общей массы. Девушкам — за то же самое, только другим концом.

— Мне помогла Вера, — неуверенно решил подправить дискомфортность ситуации Дима.

Хозяйка Солнечной системы распахнула золото своих глаз и, не меняя застывшей маски замороженного космоса, спросила:

— Чем? Своим бестолковым присутствием в виде сексуальной самки, постоянно тебя отвлекающей? Или тем, что самозабвенно то и дело прибивала Славой, выводя из эмоционального равновесия?

— Я бы не был столь категоричен, — не согласился с ней Дима в довольно резкой форме. — Девочки ещё до сих пор не адаптировались к виртуальным мирам. Мне проще. Я уже четвёртый год скачу в них как белка в колесе.

— Я опасаюсь другого, — не приняла заступничество Царевна Лебедь, — что ты успеешь сформулировать формулы двух оставшихся аспектов раньше, чем они адаптируются. И что мне с ними после этого делать?

— Вряд ли. Ты же прекрасно знаешь, что феноменом таланта я интересовался и раньше. В классе девятом-десятом. И кое-что в голове осталось. Правда, тогда я анализировал талант Паганини, а у него всё было несколько по-другому. Он с детства ненавидел ни скрипку, ни музыку. Отец-деспот заставлял его заниматься из-под палки. Хотя в